Пуля, выпущенная офицером британской разведки, лишила великого
князя возможности перейти после революции на английскую службу и
эмигрировать в Лондон. Для вырастившего его Отечества он не сделал
ничего и даже не пытался. “Поплакать тебе не над кем, Гриша? Зайди
в солдатский госпиталь - обрыдаешься!”
Отругав себя, Распутин вывалился на крыльцо и прислушался к
ночному городу.
“И всё-таки, я - молодец!” - добавил Григорий ложку мёда в
собственное настроение, вспомнив про автомобиль. Приехав сюда, он
запретил выключать двигатель на случай срочной эвакуации. Эта
“молотилка” сыграла совсем другую роль, заглушив своим тарахтением
стрельбу в особняке. За чьи-то излишне беспокойные уши можно не
волноваться. Внешняя обстановка производила впечатление
садово-дачного кооператива, а не столицы империи. Безжалостная
урбанизация и всеобщая электрификация еще не сделали жизнь города
круглосуточной. За исключением крохотных островков, приобщившихся к
ночной жизни, Петроград подчинялся крестьянскому расписанию
аграрной страны, засыпая с закатом и просыпаясь с петухами, роль
которых исполняли заводские гудки. Одинокие фонари освещали медные
пятачки пространства, а вокруг них царила тьма, позволяющая видеть
сияние звёзд и огромной Луны, отчего городской ландшафт покрывался
серебристым блеском. В таком ночном городе можно укрыться,
раствориться, спрятаться. Какие городовые и околоточные?! Эта
публика жалась к опорным пунктам и становилась заметной лишь по
мере приближения к центру. А буквально в версте от Зимнего островки
дворцовых усадеб терялись в болоте частных разнокалиберных
построек, тонули в тени парков и садов, подтверждая классический
афоризм - “Петербург - это ещё не Россия”.
Малая, аристократическая часть столицы на третьем году войны
по-прежнему оставалась “засланным западноевропейским казачком” и
могла позволить себе бессонную ночь, вкушая “Сюпрен де вой яльс с
трюфелями” или “Волован Тулиз Финасвер”, и беззаботное потребление
алкоголя без оглядки на “сухой закон”. Подавляющее большинство
жителей столицы ложилось спать пораньше, экономя освещение и
собственноручно претворяя в жизнь наказ диетологов конца ХХ века
отдать ужин врагу - на него просто не хватало средств.
Эти две столицы жили в одном городе, ничего не зная друг о
друге, случайно пересекаясь только утром. Утомленных ночными
застольями “небожителей” развозили по домам личные экипажи и
“моторы”, а навстречу им бежали звенящие трамваи, набитые
пассажирами. Кондуктор, седоусый старик, объявлял: «Финляндский
вокзал». Со скрежетом отодвигались двери. Наружу с баулами, мешками
и корзинами, спеша на работу или на перрон, высыпали представители
другой, земной столицы России.