В итоге Андрей запретил себе думать на эту тему и справедливо рассудил, что если лежащих у него книг кому-то не хватает до полного комплекта, то этот «кто-то» пусть и беспокоится. Найти Дорина было несложно, тем более что он обратился с расспросами о возможном происхождении подобного странного подбора ко многим опытным книжникам.
Расспросы дали несколько неожиданный результат только позавчера. Один из стариков, желчный и вечно всем недовольный Глеб Аверьянович Фишерович, к которому Андрей и не собирался обращаться из-за склочности его характера, вдруг позвонил сам и сказал, что в Подмосковье жил один коллекционер с довольно странной темой собирания – многотомники. Его интересовали только собрания не менее пяти корешков и только до середины девятнадцатого века. Такая необычная страсть вызывала у всего антикварного сообщества сочувственную улыбку, человек этот обижался и постепенно перестал со всеми общаться. Было это давно, лет двадцать назад, и сегодня он, Глеб Аверьянович, уже не знает, ни что стало с «коллекцией» (надо было слышать интонацию, с которой прозвучало это слово), ни с ее хозяином.
На вопрос Дорина, нельзя ли все-таки попытаться найти какие-нибудь концы, хотя бы выяснить адрес этого странного собирателя, желчный господин Фишерович пообещал подумать, у кого может быть такая информация. А в ответ попросил у Андрея разрешение поставить к нему в магазин сотню экземпляров его (Фишеровича) мемуаров, которые он издал за свой счет немалым тиражом.
Дорин согласился, и сегодня утром должна была состояться торжественная передача пяти пачек «Записок старого собирателя» по накладной в магазин Андрея, поэтому опаздывать было нельзя.
Андрей в одиночестве доедал свой завтрак – Лена отсыпалась за бессонную ночь. У Сонечки резались зубы, переносила она это крайне болезненно и почему-то возмущалась болью и неудобствами больше всего по ночам. Вера Васильевна и Лена, поочередно сменяя друг друга, дежурили уже вторую ночь, спали урывками, и Дорин по утрам обслуживал себя сам. Впрочем, ему было не привыкать – почти пятнадцатилетняя холостяцкая жизнь приучила его в быту довольствоваться малым.
Он оделся, послал через дверь воздушные поцелуи жене и дочери и помахал рукой «Доценту». Так они с Леной между собой стали звать Веру Васильевну, узнав, что няня их дочери – кандидат наук и автор весьма оригинальной медицинской и педагогической системы.