Мурашенков заметно волновался. Он оглядывался на Сарычева и нервничал еще больше. Его явно беспокоила позиция Шокальского. Наконец он не выдержал.
– Ничего у вас не выйдет, Шокальский, – зло сказал Мурашенков, – в Европе нет такой компании, которая могла бы дать больше нас. Мы предложим в два, в три, в четыре раза больше и все равно станем победителями. При любом раскладе, Шокальский. Вы меня понимаете? При любом! Мы будем победителями.
Он поднялся. Сарычев вскочил вслед за ним. Шокальский со злорадством посмотрел на обоих.
– Только одно маленькое уточнение, пан Мурашенков, – мягко произнес он, хитро улыбаясь. – Я говорил о европейском единстве, но я не говорил, что мы представляем европейскую компанию. Мы всего лишь посредники. Быть может, мы представляем американскую корпорацию или японскую? А если нас послали арабы? Не кажется ли пану, что у него не хватит денег конкурировать со всем миром?
– Тогда мы придумаем что-нибудь другое, – зло пообещал Мурашенков и, повернувшись, пошел к выходу. Сарычев поспешил за ним.
Шокальский негромко пробормотал польское ругательство и взглянул на Томашевскую. Та пожала плечами.
Комиссар не обернулся и в этот раз, только спросил:
– Что там произошло?
Дронго подробно рассказал о случившемся.
– Похоже, настало время заглянуть к моему клиенту, – сказал комиссар, тяжело поднимаясь. – Пойду пообщаюсь с этим прохвостом Карнейро, который втянул меня в авантюру европейского масштаба.
Медленным шагом Брюлей покинул зал. Шокальский даже не посмотрел в его сторону. Он что-то быстро говорил пани Томашевской. Та молча слушала. Англичанин посмотрел на часы и встал, затем неспешно вышел из зала. Дронго услышал его негромкий голос из холла:
– Мои вещи уже в автомобиле?
– Да, мистер Райт, – ответил ему портье, – мы уложили ваш багаж в салон автомобиля. Вот ваши ключи, мистер Райт. И копия счета.
– Спасибо. – Англичанин, по всей видимости, уезжал.
Дронго в который раз подумал о своеобразии национальных традиций. Мистер Райт пришел сюда, чтобы выкурить любимую сигару. Он мог сделать это в салоне своего автомобиля, но предпочел спокойно завершить ужин и, пока будут грузить его багаж, пройти в зал, где можно не торопясь покурить. Такой невероятный характер. Или для англичанина подобное в порядке вещей?
Дронго, улыбнувшись, поднялся со своего места. И в этот момент услышал, как Шокальский сказал Томашевской: