Работа мне понравилась. Впрочем, в поле – будь то в море или на суше – собственно работа по специальности настолько сливается с бытом, с отношениями с коллегами, а «рабочие» мысли – с «нерабочим» ощущением близости окружающей тебя природы, что разделить впечатления от всего этого бывает непросто. Здесь, на Кичуге, все было как-то спокойно, негромко, неброско: не вспыхивали под бортом светящиеся медузы, не отражался в черной воде невероятно яркий южный Млечный Путь, и штормовой ветер не бросал на фальшборт изумрудные валы, увенчанные шапками белой пены. Но уже спустя месяц я поймал себя на том, что думаю, как буду потом скучать по здешним темным лесам и серым рекам, по звенящим по камням ручьям и замшелым стволам поваленных деревьев. И, конечно, – по старому пароходу.
…Начальника партии мы видели нечасто. Большую часть времени он проводил либо на базе у наших сухопутных коллег-геологов, либо в далеком районном центре, откуда прилетал за ним геологический «борт» – вертолет. Приехавшие со мной москвичи появлялись на пароходе редко, только чтобы набрать полные ящики донных проб и потом неделю копаться с ними на берегу. Так что на пароходе я неожиданно оказался почти суперкарго, то есть лицом, не подчиненным никому, кроме как себе самому, производственной необходимости и капитану – в случае опасности для судна.
С капитаном, сухоньким крепким стариком, я быстро нашел общий язык. Мы, заходя в небольшие притоки Кичуги, бороздили ее воды от базы и до устья и иногда даже не возвращались на базу на ночь. Такие ночи были особенно хороши. Вся команда парохода – я, кэп да двое пожилых матросов – собирались в маленькой кают-компании. Кэп доставал припрятанную поллитровку, а я – флягу спирта; неторопливо опускалась за иллюминаторами в медной оправе ветреная северная ночь, и был бесконечный чай и долгие разговоры…
И вот однажды, в один из наших рейдов, уже порядком изучив низовья Кичуги, я вдруг обнаружил неизвестную мне до тех пор протоку.
Был день, обычно-прохладный, с обычными же полуденными тучками. Мы шли вдоль правого берега. Я стоял в рубке возле кэпа и привычно посматривал вперед – на темную ленту реки и высокую стену дремучего леса на берегу. Какое-то странное кривое дерево задержало на мгновение мой взгляд, и тогда я увидел устье этой протоки.