бежево-красным оттенком. То бишь,
они утратили некоторую долю аппетитности, и если у инфицированного
человека будет выбор, есть мертвечину или последовать за живой
жертвой, тогда он без раздумий предпочтёт второе. Вот только с
голодным зомбированным дела обстояли чуть иначе.
Мой взгляд машинально сфокусировался на ближайшем куске плоти,
отчего рецепторы обоняния стали сходить с ума и в животе заурчало,
а челюсть сомкнулась с неприятным щелчком верхних зубов об нижние.
Изменённому вирусом разуму было наплевать, что это – воняющая
человеческая ступня, по которой уже ползали мухи. Почти вся моя
сущность желала впиться зубами в данный деликатес и обглодать его
до костей, дабы восполнить недостаток сил. Тем не менее, вопреки
безумному голоду, я всё равно поднял глаза выше и побрёл через
площадку с трупами. Медленно, шаг за шагом и стараясь не
споткнуться об чью-то руку или ногу, чего было довольно сложно
избежать.
Моя неустойчивая поступь так и стремилась зацепиться за кусок
рваной одежды, а ближе к половине проделанного пути, кроссовок
утащил за собой потемневший от крови и грязи рукав некогда белой
рубашки. Он сопровождал меня весь спуск, издавая шаркающий звук, и
только потом отцепился.
– Ха-ха-ха… – Участилось моё дыхание, наверно по той причине,
что я испытывал эдакое «возбуждение» от столь близкого нахождения с
плотью.
Наконец-то миновав «опасную» территорию, я какое-то время
продолжал испытывать позывы зверского голода. Моё лицо искажалось,
а зубы сжимались до скрипа, но в целом, ещё одно маленькое
препятствие было пройдено. Скорей всего я считался единственным
зомби, страдающим от недостатка еды там, где всюду лежали трупы
людей. Это выглядело до слёз нелепо, как если бы человек,
окружённый пресной водой, умер бы от обезвоживания.
И даже так, доведись мне вчера идти по останкам людей, то я бы
вряд ли смог настолько хорошо совладать с самим собой. Чуть
окрепшее сознание даровало мне что-то немаловажное. Быть может,
волю? Конечно же, пока это были самые зачатки, однако новый день,
третий от начала катастрофы, привнёс в моё тусклое существование
толику перемен.
Ночь, как и в предыдущий раз, прошла под открытым небом. Между
тем я ослаб до такой степени, что ноги перестали меня держать.
Единожды споткнувшись, я оказался вынужден провести время на голой
земле до самого рассвета. Холод не ощущался, но моё тело почему-то
тряслось, а тьма и дикий голод не позволили долго пробыть в той
фазе, которую люди называли «сном». Казалось, ещё немного и я
окончательно разобьюсь о скалы чуждого эго, после чего начну
поедать собственные руки. Безысходность наполнила практически
каждый уголок поломанного сознания, и когда мои зубы уже были
готовы впиться в лакомую плоть, взошло долгожданное солнце.