– В гостиницу.
Ульрих невольно потрогал пальцем браслет на левой руке.
Снять браслет он не мог. Это был аппарат физического и социального контроля за поведением выпущенного на свободу человека. И с ним надо было мириться, пряча замыслы и чувства, потому что любая попытка освободиться от бдительного ока операторов ЕСИН мгновенно вернула бы его на нары.
Опекун вызвал систему доставки.
Рядом опустился оранжевый пинасс службы контроля, в борту аппарата протаял проем дверцы.
Ульрих и опекун заняли места в прозрачной изнутри кабине.
Пинасс взлетел. Под ним распахнулась панорама Ганновера двадцать четвертого века.
Ульрих жадно завертел головой, ища признаки изменений в архитектурных ансамблях современного городского пейзажа. Однако ничего особенного не увидел.
Все те же башни, жилые и административные, созданные с помощью геном-технологий по «биомоделям природы» и потому напоминающие природные образования: кораллы, кисти винограда, кипарисы, насекомых, птиц и рыб. Все та же толчея летающих аппаратов в воздухе. Все те же белесые шпаги орбитальных лифтов, пронзающие атмосферу тут и там. Добавились разве что какие-то конструкции немыслимых геометрических сочетаний, но и те представляли собой жилые модули и бизнес-центры, облик которых был хорошо известен Ульриху по видео.
Пролетели мимо одного такого архитектурного монстра, созданного с виду из ртути и жидкого стекла, уходящего «парусами» в небо на пятикилометровую высоту.
– Офис мирового бренда пива «Наклюк-Вэ», – кивнул на башню опекун.
– Немцы пиво любят, – пробормотал впечатленный Ульрих.
– Не только немцы, все европейцы.
– И русские?
– Русские нет. По потреблению пива на душу населения они занимают всего лишь сто сорок четвертое место в мире.
– Удивительно.
– Скорее не удивительно, иначе Россия не стала бы ведущей державой Системы, наряду с Китаем. Но она уже больше двухсот лет соблюдает целевую программу трезвого образа жизни и поэтому…
– Я знаю, – оборвал собеседника Ульрих.
Пинасс нырнул к зеркальному пилону метро с иероглифической буквой «М» на острие.
Конечно, Ульриха могли отправить в Потсдам и прямо из тюремного блока метро, но он настоял на том, чтобы дорога до гостиницы началась за пределами исправительного учреждения.
Суета в зале ганноверского метро не произвела на него впечатления. Так было и раньше. Зато он внимательно вгляделся в лица пассажиров, больше половины которых представляли собой темнокожее население Земли. К тому же и говорили они в большинстве своем не на немецком или английском языках, а на китайском и всякого рода «суахили», «банту», «кокого» или «манано», то есть на языках всего мира, и это обстоятельство заставило Хорста нахмуриться. Раньше он не замечал, кто его окружает и на каком языке говорит.