Куда спешить?
Не обратно ж к Олигофрену.
Тихо лежал в траве, осматривался, машинально покусывал попавшую на зубы травинку.
Прислушивался.
Прикидывал.
Вроде нет никого вокруг.
Ни там, ни там.
И машин ни близко ни далеко не видно.
Вроде совсем нет никого в лесополосе, кроме него, Груни, и человека, обнявшего дерево. Вроде вообще нет ничего вокруг подозрительного. Даже ветерок стих, не шевельнет ни листочка. Есть только ровная полянка, уютно окруженная тополями и березами. И есть этот странный человек, которому почему-то вот надо стоять, обняв дерево.
Трава на полянке, конечно, малость примята, отметил про себя Груня, вон даже колею выдавил в траве автомобильный след, но так, чтобы кругом виднелись следы драки или насилия, этого совсем нет…
Окончательно убедившись в том, что ни на поляне, ни вокруг нее, ни дальше в лесосеке действительно нет ничего опасного, Груня нерешительно встал и, оглядываясь, направился к дереву.
Что-то подсказывало Груне, что идет он не зря.
Что-то подсказывало Груне, что сейчас, вот может сейчас, вот прямо сейчас пойдет ему пруха.
А настоящая пруха это не бутылку пива найти!
Груня шел мелкими шажками, осторожно оглядываясь и прислушиваясь. Он уже не сплевывал и не сморкался. Он боялся каким-либо излишним шумом спугнуть пруху. Обидно спугнуть пруху, когда она сама пошла. Ведь о большой настоящей крупной прухе Груня мечтал всю жизнь.
– Эй!.. – наконец негромко окликнул он прижавшегося к дереву человека. – Эй ты!.. Ты чего тут?..
И помедлив, опять позвал:
– Эй!..
Человек не откликнулся.
Вот паскудник! – удивился Груня.
Теперь он ясно видел, что неизвестный человек действительно стоял не просто так, не сам по себе. Неизвестный человек накрепко был прикручен к тополю белым капроновым фалом. Голова привязанного к дереву человека была низко склонена на грудь, на крутом плече нелепо, как сломанное крыло, топорщился черный расстегнутый пиджак, наверное, с пиджака сорвали все пуговицы. И белая рубашка на груди неизвестного человека была грубо разодрана, будто человека не один раз хватали за грудки. И неприятно белело сквозь прорехи голое незагорелое тело, кое-где покрытое царапинами и порезами.
Да не человек это, вдруг понял Груня, уже по-настоящему предчувствуя пруху. Никакой это не человек.
Мертвяк!
И осторожно подумал: вот паскудник? Стоит, пугает людей.