Но в этот погожий субботний вечер никто этого ненавистного имени не упоминал. Евреям оно ни к чему. Не Тевье-молочник, прямо скажем. Русские вспомнили о нем три раза.
Первый раз – когда к столетию со дня рождения Николая Васильевича Гоголя Николаевскую улицу, названную в честь императора Николая Александровича, переименовали в Николаевскую, но уже в честь писателя Николая Васильевича.
Второй раз – когда к 150-летию Гоголя улицу наградили Ленинской премией мира в области литературы.
И третий – когда из Москвы, где в это время была очередная заварушка, пришла бумага о возвращении Николаевской улице ее исторического названия Николаевская. Которую она и продолжала носить и в 17-м, и в 18-м, и в 19-м веках, и даже в 3760 году, когда наш Город с неофициальным визитом посетил Иисус. И зря, между прочим. Визит, по разным обстоятельствам, превратился в официальный. И кончился для него невесело.
Так что Тараса Бульбу у нас вспоминали, прямо говоря, не к каждому завтраку. И пили за него не каждую субботу. Точнее – никогда.
Так вот, православные потянулись к вечере в церковь Св. Емельяна Пугачева (не забыть сказать Ирке Бунжурна нарисовать ее), и вместе с ними в нее потянулся и пан Кобечинский, чтобы и помолиться (костел-то Тарас сжег, «япона мать» в русской транскрипции), и не мыкать сто, а то и более лет одиночества в одиночестве в этот теплый субботний вечер. Да и кто будет вспоминать о разнице западной и восточной ортодоксий, если Бог – вот тут вот. И его мало волнует, кто и как Его славит. Строго между нами, антр ну суади, положив руку на свое ишемическое сердце, я полагаю, что Он довольно равнодушен к способам богослужения. Думаю, что у Него других забот хватает. Да чего там «думаю»! Он сам мне говорил, когда мы с Ним лежали в 16-й палате 30-го отделения больницы имени Алексеева (в девичестве – Кащенко).
И по пути из замка (справа вверху картинки) в церковь, которая, по моим предположениям, находится слева за рамками картинки, пан Кобечинский должен был пройти через площадь Обрезания. А раз должен был пройти, то и прошел. Было прошел. Но наткнулся на Осла со Шломо Грамотным, или на Шломо Грамотного с Ослом, кому как угодно, и удивился. И на месте пана Кобечинского удивился бы любой пан Кобечинский, ибо ни один пан Кобечинский из рода Кобечинских за многовековую историю рода Кобечинских не встречал еврея, усмиряющего осла.