— Сначала переверни ее, — попросила Софья. Я перевернул фигурку
и посмотрел на девушку. — Там что-нибудь есть?
— А.В.К, написано зелеными буквами, — я снова перевернул
тварюшку и демонстративно засунул ее в карман к уже лежавшему там
ножу. — Колись, от чего ты так быстро согрелась, хоть я тебя и
пальцем не тронул?
— Алексей Ванадьевич Кастурский сделал под влиянием момента, как
он всегда говорил, девятнадцать фигурок самых типичных
представителей Хиякки Яко — парада ёкаев, который, по легенде
ежегодно проходит по улицам крупнейших городов Империи самураев.
Эти фигурки существуют в единственном экземпляре, и они уникальны,
потому что работать с титановым мрамором так, как это делал
Кастурский, применяя настолько тонкую магию, не может больше никто.
Восемнадцать фигурок собраны в частной коллекции Козыревских, а вот
Амо-но-дзаку считался утерянным. Кто бы мог подумать, что он просто
валялся все это время почти на свалке, — и Софья покачала головой.
— Козыревские заплатят очень хорошую цену, чтобы собрать всю
коллекцию.
— И сколько же они могут заплатить? — я прищурился, представляя
несколько миллионов на счету в банке, неплохое такое окончание так
неудачно начавшегося дня.
— Не думай, что слишком много, — Волкова очень точно
интерпретировала мой заинтересованный взгляд. — Одна фигурка без
всех остальных стоит примерно сто тысяч рублей, именно такую цену
недавно назвал аукцион редкостей. Самую большую ценность она
представляет для владельца остальной части коллекции. Я слышала в
частном разговоре, что Козыревский готов заплатить за нее до
двухсот тысяч. Вот когда коллекция будет полной, то речь пойдет о
миллионах, — Софья задумалась. — Ты же знаешь, что клан Козыревских
переживает небывалый подъем. Ему проще убить и насильно завладеть
желаемым, чем отдавать сумму, которая больше того порога, что он
себе определил.
Я снова вытащил фигурку. Дорогая игрушка для ценителей. За
которую можно получить деньги, а можно пулю в лоб. И что делать?
Первым моим желанием было швырнуть тварюшку в мешок, но затем я
прищурился и посмотрел на Софью.
— А в какой-такой частной беседе ты, Волкова, могла услышать
столь интимные подробности?
— Это мой отец разговаривал с Григорием Козыревским, — неохотно
ответила девушка, не отводя взгляда от фигурки. — Надпись сделана
вовсе не красками. Это перемолотый в порошок нефрит, который
Кастурский внедрил в мрамор. Фирменный знак художника, между
прочим. Такой техникой так никто и не научился владеть в полной
мере, так что экспертиза его работ начинается как раз с изучения
этой подписи.