Шухов покинул всю гору мисок своих за столом, ногой через скамью перемахнул, обе миски потянул и, вроде не для повара, а для Павла, повторил не очень громко:
– Четырнадцать.
– Стой! Куда потянул? – заорал повар.
– Наш, наш, – подтвердил Павло.
– Ваш-то ваш, да счёта не сбивай!
– Четырна́йцать, – пожал плечами Павло. Он-то бы сам не стал миски косить, ему, как помбригадиру, авторитет надо держать, ну а тут повторил за Шуховым, на него же и свалить можно.
– Я «четырнадцать» уже говорил! – разоряется повар.
– Ну что ж, что говорил! А сам не дал, руками задержал! – шумнул Шухов. – Иди считай, не веришь? Вот они, на столе все!
Шухов кричал повару, но уже заметил двух эстонцев, пробивавшихся к нему, и две миски с ходу им сунул. И ещё он успел вернуться к столу, и ещё успел сочнуть, что все на месте, соседи спереть ничего не управились, а свободно могли.
В окошке вполноту показалась красная рожа повара.
– Где миски? – строго спросил он.
– На, пожалуйста! – кричал Шухов. – Отодвинься ты, друг ситный, не засть! – толкнул он кого-то. – Вот две! – он две миски второго этажа поднял повыше. – И вон три ряда по четыре, акурат, считай.
– А бригада не пришла? – недоверчиво смотрел повар в том маленьком просторе, который давало ему окошко, для того и узкое, чтоб к нему из столовой не подглядывали, сколько там в котле осталось.
– Ни, нэма ще бригады, – покачал головой Павло.
– Так какого ж вы хрена миски занимаете, когда бригады нет? – рассвирепел повар.
– Вон, вон бригада! – закричал Шухов.
И все услышали окрики кавторанга в дверях, как с капитанского мостика:
– Чего столпились? Поели – и выходи! Дай другим!
Повар пробуркотел ещё, выпрямился, и опять в окошке появились его руки.
– Шестнадцать, восемнадцать…
И, последнюю налив, двойную:
– Двадцать три. Всё! Следующая!
Стали пробиваться бригадники, и Павло протягивал им миски, кому через головы сидящих, на второй стол.
На скамейке на каждой летом село бы человек по пять, но как сейчас все одеты были толсто – еле по четыре умещалось, и то ложками им двигать было несправно.
Рассчитывая, что из закошенных двух порций уж хоть одна-то будет его, Шухов быстро принялся за свою кровную. Для того он колено правое подтянул к животу, из-под валеного голенища вытянул ложку «Усть-Ижма, 1944», шапку снял, поджал под левую мышку, а ложкою обтронул кашу с краёв.