– Ты бросила мне книгу? Так быстро ее прочла?
Хотя и так было ясно, что именно она ее положила, ведь больше-то не кому. Ошибки здесь нет. Но прочесть она ее, конечно, не могла, даже если бы не ложилась всю ночь спать. Марина, не поворачивая головы, сдержанно сказала:
– Нет, я не смогла осилить даже двух страниц. – Ее тон был невинно невозмутимым, как тон идеального преступника, который даже не пытается оправдываться. – Ничего не понятно… Или это просто не мое, – добавила она так, будто не справилась с китайской грамотой.
Я злилась про себя: «Да, я понимаю, что вкусы – вещь запутанная, а над хорошей книгой нужно еще и думать». Но меня не это взбесило. Я не понимаю, почему ты, придя на работу заведомо раньше, бросила мне мою книгу на клавиатуру, зная, что эта книга дороже других для меня. Ведь я отдала ее тебе в руки!
Марина сидела, делая вид, что увлечена работой.
Впрочем, чего было от нее требовать…
Через неделю я принесла ей «Азазель». Она с нетерпением ждала похвалы. Я вяло сказала:
– Ну… так себе. Обычный боевик. По сути «мыло». Даже нет, не «мыло», а жвачка. Ее жуют, но глотать не рекомендуют, под ножом хирурга можно оказаться.
– Неужели не понравилось? – недоверчиво подняла на меня глаза Марина.
Я задумалась. Оно, наверное, бы мне понравилось, если бы весь «экшен» убрать, дурацкие фамилии и идею спасения мира. Бóльшую пошлость не придумаешь. Тогда, пожалуй, диалоги и несколько описаний внешности прокатят. Мне и вправду понравился рассказ дворника о «стубентах ниверситета».
– Понимаешь, – сказала я, – Фандорин – это та же Золушка, вторичный, засаленный пошлый образ. Обман. Дешевый опиум для народа. Если ты наркоманка, можешь его боготворить, чего тебе еще остается.
Я никогда не задумывалась, кто такой писатель, пока не прочла Набокова. Потрепанный томик «Лолиты» ходил по общежитию, передаваемый молча из рук в руки. Стиль мастера действовал на всех одинаково, гипнотически, будто дикие люди странным образом забывали свой примитивный язык, услышав нечто более богатое и вдохновенное, и теперь никогда не смогут ничего комментировать, как прежде. Они как будто пришли к соглашению, что лучше молчать, чем пересказать любимую музыку словами.
Мне тогда только исполнилось семнадцать, меня не тронули моральные принципы тринадцатилетней Лолиты, мне казалось, что чувства ее не слишком убедительны, а история по современным меркам слегка затянута. Не странно, что даже у Кубрика фильм получился скучный. Но я прочла роман на одном дыхании, и была по-настоящему счастлива чем-то другим – как будто, прежде одинокая, встретила человека, а этот человек – сам Владимир Набоков.