Хозяин дома с пришибленным видом, пребывая в полном отчаянии,
наблюдал за происходящим. Нет, не обмануло его предчувствие беды
неминуемой. Вот она. Восседает напротив него в облике самодержца
российского, с лицом некогда красивым, а теперь потраченным следами
оспы.
Не тати? Как же! Самые что ни на есть! Правду сказал Петр, и на
храмы Сомов жертвовал, и неимущим делал подаяния, и голодающих
подкармливал, исполняя свой христианский долг. И его стараниями три
десятка семей жили не зная нужды. И все это богатство было
накоплено поколениями купеческого рода честным путем, а не разбоем.
Пропала Россия. Коли все так, то конец близок.
Все случилось скоро и внезапно. Поздоровавшись с хозяином, его
близкими и дворней, император отдал приказ действовать, а сам
прошел в дом, сопровождаемый хозяином. Всех остальных солдаты
согнали в просторный сарай, взяв под караул и строго-настрого
запретив открывать рот. Хочется стенать и лить слезы? Да кто же вам
запрещает? Только делайте это молча.
— Сильвестр Петрович, ты скоро? — отведя взгляд от купца,
поинтересовался Петр у засевшего в уголке мужчины, который,
приспособив вместо стола большой сундук, что-то записывал.
— Уже закончил, ваше императорское величество, — поставив
последнюю закорючку, тут же поднялся мужчина, взяв в руки лежавшие
перед ним бумаги.
— Вот и ладно. А то уже живот подводит. Докладывай.
— Кхм... В доме купца Сомова Анисима Андреевича обнаружено
серебра и злата в монетах на сто двенадцать тысяч восемьсот
тридцать девять рублей. Это уже за вычетом полагающихся казне части
от ефимок, коим оборот может делать лишь казна, о чем указ издан
еще Петром Великим.
— И сколько там укрыл уважаемый Анисим Андреевич? — не сводя
строгого взгляда с хозяина подворья, поинтересовался император.
— Укрытого выходит на общую сумму в двадцать тысяч семьсот
десять рублей.
— Н-да-а, русский купец не скупится. Если уж воровать, то
по-крупному. Не так ли, Анисим Андреевич?
— Не воры Сомовы, государь, — с трудом сглотнув, возразил
хозяин.
С одной стороны, оно и боязно, а с другой — да пропадай
головушка. Все одно по миру пустят. Конечно, жизнь всяко-разно
дороже стоит. Но обида за отбираемое богатство, накопленное не
одним поколением, была куда сильнее.
— Не воры, говоришь, — сказал, словно припечатал, Петр. — А кто
же вы, как не воры? С указом по ефимкам знаком ли? Знаком. Так к
чему в подполе держал? Отчего в казну не сдал, как и положено
было?