– Простите, я должна ее взять, я плохо соображаю, когда она плачет. А вы, пожалуйста, пройдите вот сюда, в гостиную. – Она побежала за Машей, наспех закутала ее в одеяло, вернулась к милиционерам. Они расположились в креслах у журнального столика.
– Получается, у мужчины был ключ? – спросил милиционер в штатском, самый старший по возрасту и, вероятно, по званию.
– Получается, был, – кивнула Ксюша.
– Значит, кроме вас и ребенка, здесь еще проживают ваш муж и свекровь?
– Да.
– Где они?
– Свекровь отдыхает во Франции, муж на даче.
– А вы знаете всех знакомых вашего мужа?
– Конечно, не всех. Мы женаты только год.
– Понятно. Живете, значит, вместе. И как складываются отношения со свекровью?
– Нормально. При чем здесь наши отношения?
– Да так, к слову пришлось. Мужу-то сколько лет?
– Сорок.
– А вам, значит, девятнадцать. Ну и ну, интересно. Сами-то вы с ребенком почему не на даче? Такая жара в Москве.
– Мне надо было показать дочку врачу, – судорожно сглотнув, соврала Ксюша. – Я вас не совсем понимаю, при чем здесь наш возраст и семейные отношения? – тихо спросила она, но милиционер проигнорировал вопрос и произнес задумчиво:
– Слушайте, а этот мужчина не мог быть просто знакомым вашего мужа, которому он дал ключ и забыл поставить вас в известность?
– Я сначала тоже так подумала, – ответила она и, отвернувшись, дала Маше грудь. Ребенок уже не плакал, только тихо всхлипывал. Было больно смотреть на осунувшееся, бледное личико, на красные припухшие глаза. Кожа вокруг ротика посинела, Маша выглядела совершенно больной, Ксюша еще никогда ее такой не видела. От этого все внутри дрожало, было страшно за ребенка, и голова работала скверно.
– И вы не пытались с этим мужчиной сначала поговорить, выяснить, кто он и зачем? Может, действительно произошло недоразумение? Вы сказали, что брызнули ему в лицо из баллончика дезодорантом. Это, между прочим, не безобидно, – продолжал свой допрос пожилой в штатском.
Может, он был и не таким уж пожилым, лет сорок, не больше, но физиономия его показалась Ксюше весьма потасканной, как будто даже испитой. Двое других выглядели значительно приятней, но они молчали.
– А что мне оставалось делать? – Ксюша растерянно моргнула. – Я почувствовала, что он опасен.
– Просто почувствовали, и все? – По отечному милицейскому лицу скользнула скептическая усмешка, от которой Ксюшу передернуло.