Саврасов поймал себя на том, что оперирует теткиными понятиями и словами. Усмехнулся. У актеров это называется «входить в образ». Что ж, ему это нужнее, чем актеру. Тот, в крайнем случае, может всю жизнь себя самого играть. Если человек не пустой, даже интересно будет – в определенной мере. А у него работа начинается только после того, как войдет в образ. Иначе не может. Другие обходятся, говорят, Саврасов мудрствует, главное – вовремя вторгнуться в психопластику организма, решительно пресечь болезненные процессы, наладить генерацию здоровых ритмов. Верно, но все это потом, это уже вторая стадия, чистая техника. А раньше надо найти эти здоровые ритмы, поймать собственные частоты организма, чтобы навязанные извне, врачом, вынужденные колебания попали в резонанс. А иначе получалось, как если бы, скажем, человеку с сороковым размером ноги пересадили вместо отрезанной трамваем ногу сорок второго размера. Даже если в остальном попал хирург в точку – не пришил вторую левую ногу и длину правильно подогнал, – все равно человек нормально ходить не сможет. У правой и левой ног будут разные моменты инерции, а потому – разные собственные частоты колебаний. Человек будет все время уставать. Вот так и с внутренними органами, только несравненно сложнее… Конечно, ему самому не раз приходилось работать наспех: несчастный случай, больной в шоке, до смерти минуты, тут не до чистоты, главное – запустить организм, включить его, заставить работать. Зато потом – месяцы «вживания в образ», подбора оптимальных частот, многократные психокинетические воздействия… В технике это называют селективной сборкой – для каждого узла подбирают самую подходящую деталь из десятков почти одинаковых. А ведь там детали изготовляют по одному чертежу, со строгими допусками – и то о полной взаимозаменяемости речи нет. А здесь – человек…
«Хватит. Надо успокоиться. Вон уже видна осина у теткиных ворот. Через пять минут придется работать. Долой все посторонние мысли. Сейчас они – помеха. – Саврасов остановился у калитки. Тронул рычажок щеколды. Калитка, скрипнув, отворилась. – Молодец, Ольга, не повернула завертку. – Улыбнулся. – Тетя Глаша, душа беспокойная… Ладно. Хватит. Я спокоен, уверен, бодр. Я готов к работе».
Он прошел от калитки к крыльцу по выложенной из толстых сосновых плах дорожке, мельком оглядел дворик. Пустые грядки сбегали к забору, ежился в утренней прохладе малинник с облетевшей листвой. Кадка слева от крыльца, старая, зеленая внутри, полна до краев. И здесь вчера шел дождь…