— Я всегда знала, что придет момент, когда Герман вынужден будет жениться на тебе, — вдруг заговорила Лариса. — Думала это так, тривиальный брак по расчёту, но вижу, Зацепина сильно на тебе заклинило. Только не могу понять, почему?
— А если узнаешь, это что-то для тебя изменит? — совершенно спокойно ответила я вопросом на вопрос.
— Возможно. Я его расположения добивалась очень долго, а ты вот так запросто, не прикладывая никаких усилий. Еще и ребеночка по-быстрому заделала.
— Завидуешь?
— Нет. Я своей свободой дорожу, мне дети вот вообще никак не нужны и брак — тоже.
Мне вдруг стало смешно, но я сдержалась, только едва заметно улыбнулась.
— Если бы ты действительно ценила свою свободу, то здесь тебя бы не было. Где свобода, там и гордость, но у тебя отсутствует и то, и другое. И знаешь, мне тебя даже немного жаль.
Лариса много чего хотела мне сказать в ответ, это было заметно по ее взгляду, но она сдержалась. Просто выдохнула, поджала губы и ушла. Мне ее мотивы были неизвестны, непонятны, но сам факт пребывания этой особы здесь, наталкивал на некоторые подозрения. Реклама закончилась, и я продолжила смотреть передачу.
Вечером, уже готовясь ко сну, я стояла перед зеркалом и рассматривала себя с разных сторон. Живот давно стал заметен, но я как-то быстро привыкла к этому, даже внимания не заострила. Прежде мне казалось, что беременность — это не самый счастливый период в жизни женщины. В смысле, постоянная тошнота, поясницу ломит, отекшие ноги и эта извращенная избирательность в еде. Похоже, большинство пунктов из этого списка были сильно преувеличены. Или мне просто крупно повезло, а может, всё еще только предстояло пережить в будущем.
Я не прибавила в весе настолько, чтобы возненавидеть свою внешность. Мне наоборот показалось, что теперь я стала более женственной и мои острые коленки и выпирающие ключицы сейчас выглядели не так удручающе. Бледность на щеках сменилась здоровым румянцем. Странно было осознавать, что все эти изменения, которые мне действительно нравились, принёс Герман. Мы могли бы стать семьей, настоящей. Не сразу, сквозь причинённую боль, но что-то подсказывало мне, что это возможно… Было… Когда-то…
Сейчас смотря с оглядкой на то, что я натворила, и что натворил Герман, напрашивался только один вывод — мы два беспросветных идиота. Ну почему, чтобы осознать свои ошибки, нужно всё разобрать по кирпичикам и оказаться на краю? Хотя, пожалуй, мой муж всё еще многого не понял или понял, но не хотел, признаться в этом.