26 ЯНВАРЯ 2007 г.
«Боюсь, мы попали в крайне непростую ситуацию[5], – говорил мне заместитель мэра. – Причем в крайне неудачное время».
На лице Фабриса Дюфура, заместителя мэра в мощенном булыжником городке Вилле-Котре, застыла огорченная гримаса. Он курировал сферу культурного наследия, весьма внушительного, несмотря на скромный вид городка. В истории Вилле-Котре был даже короткий период, когда городок стал средоточием французского Старого порядка: после смерти Людовика XIV в 1715 году его племянник Филипп, герцог Орлеанский и регент при пятилетием Людовике XV, решил, что двор должен проводить здесь как можно больше времени. Серый городишко, расположенный в пятидесяти милях к северу от Парижа, широко прославился королевскими скандалами, распутством и кутежом, что во Франции восемнадцатого века кое-чего стоило. Из здания мэрии, где происходил наш разговор, просматривался дворец в стиле Раннего Возрождения – место вечеринок дезабилье и масштабных оргий с садомазохизмом, совокуплением членов королевской семьи и горожан при посильном участии профессиональных проституток мужского и женского пола. Празднества назывались «ночами Адама и Евы»[6]. Как вспоминал один из придворных, «после шампанского свечи гасли, и голые придворные без стеснения предавались взаимной флагелляции, наугад отыскивая партнеров в искусственно созданной тьме, что чрезвычайно веселило Его Величество».
Говорили, что спустя годы Людовик XVI, застенчивый и робкий супруг Марии-Антуанетты, краснел при одном лишь упоминании городка. Впрочем, после 1723 года, когда регент умер и центр придворной жизни сместился назад в Версаль, это название звучало нечасто. Оно вновь стало попадать в разговоры только благодаря человеку, ради которого я сюда и приехал, человеку, который жил и умер здесь в эпоху Французской революции. Неподвижная, будто намертво застывшая в воздухе прохлада, особенно отчетливая в этот промозглый январский день, дарила мне надежду, что кое-какие документы, которые я рассчитывал отыскать, все еще могли здесь храниться. Сидя за письменным столом, заместитель мэра производил незабываемое впечатление. Он лениво смотрел на меня, непроизвольно прищуриваясь, и говорил, столь же непроизвольно усмехаясь.