– Я его понимаю, – сообщил он. – А ну иди сюда, щенок!
Кирилл бросился бежать.
Нет, мир не собирался стать нормальным. Стоять на голове, видимо, было для него привычнее.
Сзади доносилась щедрая ругань. Ограда садика была высокой и совершенно не приспособленной для перелезания. Но ведь в любом заборе есть двери.
Кирилл выбежал к зданию детского сада. Здесь вяло бродили десятка два малышей под присмотром воспитательницы, смерившей его хмурым, неодобрительным взглядом, но ничего не сказавшей. Кирилл побежал мимо, к воротам, но растянулся в грязи и упал. Пакет вылетел из рук прямо к ногам мальчика лет пяти.
Дети нестройно засмеялись. В этом возрасте ничто не веселит так искренне и чисто, как чье-то падение в лужу.
Кирилл медленно поднялся. Подошел к пакету, из которого вылетели батон и шоколадка…
к чаю…
– Убегаешь? – спросил малыш.
– Убегаю, – машинально ответил Кирилл.
Мальчик задумчиво проводил взглядом испачканный хлеб, посмотрел, как Кирилл обтирает плитку «Бабаевского».
– Ты шоколад любишь? – спросил он.
– Нет. Хочешь?
– Хочу, – без лишней скромности признался малыш.
– Бери. – Кирилл сунул ему шоколадку и побежал к воротам.
Был уже вечер, когда поезд подошел к Актюбинску. Ни Ярослав, ни Слава больше не говорили о предстоящем. Дорога дарила передышку и скуку, это было единственное, что она могла дать.
– Проводник обещал никого не подсаживать, если получится, – перетасовывая колоду карт, сказал Слава. – Хорошо бы так и доехать, вдвоем.
– Помнишь, как в молодости мотался в Москву за книжками? – неожиданно для себя спросил Ярослав.
– С Валеркой? Помню, конечно. Здорово было, правда?
– Прибыли – ноль, зато поездку окупали, пьянствовали с друзьями, и все новинки были наши.
Слава засмеялся:
– Русский бизнес. Навар с яиц.
– Скорее уж: украли ящик водки, продали, деньги пропили…
– Ненормальный ты, – укоризненно сказал Слава. – Угораздило же меня… Вот другие Визитеры – какая интересная у них жизнь.
– Угу, в них уже стреляют.
– Не остри. Боюсь, что сегодня несколько «ушло».
– Ты ночью это узнаешь?
– Да… почувствую.
Ярослав заерзал на койке.
– Ты все-таки сукин сын. Ты что-то знаешь о своем происхождении. Просто не желаешь рассказывать.
– А если даже так? Помнишь свое «хождение в сеть»? Когда читатели принимались обсуждать недосказанные моменты в твоих романчиках? А ты ухохатывался, читая версии, потом выбирал ту, что высказал самый симпатичный собеседник, и поддерживал ее своим авторитетом автора. Чем я хуже тебя?