Через минуту он вышел и приказал следовать за ним.
Первое что бросалось в глаза в кабинете полковника - огромная голографическая карта Модены, зависшая над столом совещаний. Четверо офицеров в форме звездной гвардии склонились над ней, активно обсуждая учебный план. За всем этим наблюдал сидящий в кресле полковник Максимилиан Порохов. Это был мужчина лет пятидесяти, черноволосый с окладистой бородой и густыми усами, строгий, собранный, одет четко по форме, придраться не к чему, точный портрет его отца, адмирала Порохова, героя Туманной войны, который пропал три года назад при невыясненных обстоятельствах где-то в районе Созвездия Саламандры. На столе на стопке папок лежала черная фуражка с золотой кокардой в виде головы медведя.
- Спасибо, господа, на сегодня все свободны. О времени следующего совещания вас оповестят, - громко произнес Порохов.
Офицеры тут же закончили обсуждение, отдали честь и удалились. Роман Томин плотно закрыл за ними двери.
Гвардейцы выстроились перед столом, готовые держать ответ. Стрельцов встал чуть в стороне, чувствуя себя не своей тарелке. Он был чужим в этом кабинете, его сюда не вызывали, но в то же время он очень хотел стать своим, поэтому ни за что на свете не ушел бы отсюда.
- Приветствую вас, господа гвардейцы. Почему-то я не удивлен. Вызывал я одного Шторма, а пришла вся троица. Что ж это и к лучшему. Я думаю, вы понимаете, по какому поводу я здесь вас собрал?
Порохов поднялся из-за стола и направился к гвардейцам.
Друзья молчали. Они знали, что отвечать на вопросы полковника не стоит, он очень не любит, когда вмешиваются в его монолог, и хотя может показаться, что он что-то спрашивает, и хочет услышать ваше мнение, лучше всего дать ему выговориться, выложить, все что на душе, и после этого можно вставить свои пару слов.
- Молчите. Вам нечего сказать? Понимаю. Вы, господа, тут не причем. Все это касается только Шторма. Хотя что-то мне подсказывает, что где пошалил Шторм, там недалеко крутились и остальные двое. Я просто уверен в этом. Нюхом чую.
Порохов шумно втянул воздух, словно старая ищейка. Ребята стояли, не шелохнувшись, как каменные статуи в мертвом городе. Хотя на душе у них начало успокаиваться, шеф употребил слово «пошалил», стало быть, не сильно злится, и вся эта отповедь больше для проформы, чтобы не зазнавались, знали свое место и грань, за которую заходить нельзя.