Письмо от Кати было одним из тридцати, но единственным в своем роде. Все эти бредни из «Работницы» плюс удачная фотография невысокой, изящной, но с выразительными формами брюнетки сложились в его сознании в образ прекрасной тургеневской девушки, тонкой и ранимой, неземной и женственной. Встреча подтвердила: она – женщина его мечты. Вскоре Сергей заболел, и легкое недомогание стало для него роковым. Катя начала осаду – она приезжала ухаживать за ним, привозила испеченные мамой пирожки и сваренные ею же бульончики, выдавая их за собственные творения, но намекая, что сейчас она не может позволить себе много времени проводить у плиты, так что приходится ограничиваться самым простым меню. Она носилась по всему городу за нужными лекарствами и какими-то сверхновыми витаминами и следила, чтобы Сережа принимал все по расписанию. Она читала ему вслух книги и журналы, а главное, слушала его затаив дыхание. Едва Сергей поправился, ему, как честному человеку, выбора не оставалось. Он сделал Катерине предложение.
Ольге Ивановне судьба преподносила удар за ударом, сейчас она тяжело переживала развод старшей дочери Светланы, которая вернулась в родительский дом с разбитым сердцем и шестилетним сынишкой. По ходу бракоразводного процесса стало ясно, что алиментов Света с Павлушкой не дождутся – папаша, как только они вышли из зала суда, ухмыляясь, сообщил бывшей супруге, что ей не стоит рассчитывать на его деньги. Он уволился с работы, себе на жизнь заработает ремонтом техники и извозом, но делиться деньгами с «этой дурой и ее ублюдком» не собирается. Светлана закусила губу, боясь разрыдаться, а Ольга Ивановна со стоном опустилась на сломанный казенный стул и лишь чудом не свалилась на пол. Секретарь суда оказалась доброй девушкой, она усадила посетительницу в кресло к открытому окну и накапала корвалола. Ей нередко приходилось видеть подобные сцены, и она уже пришла к убеждению, что примерно так кончается практически каждый брак...
* * *
Вернувшись домой, Светлана заперлась в комнате с сыном, где, с трудом разбирая буквы из-за беспрерывно льющихся по щекам слез, пыталась читать Павлуше «Муху-цокотуху». После слов «Муха криком кричит, надрывается, а злодей молчит, ухмыляется...» силы ее оставили, и она разрыдалась, крепко обняв подушку.