В беззащитные глаза Павла хлынул безжалостный и ошеломляющий белый свет. Этот свет проник прямо в мозг, казалось, он сжигает все на своем пути – разум, волю, память. Павел начал терять сознание, ему снова казалось, что он бежит по лестнице, открывает дверь и оказывается в залитом кровью коридоре…
Свет погас, но Павел еще долго ничего не видел. Перед его глазами кружились словно два черных солнца – негативы ослепительных ламп, которые едва не выжгли его мозг…
– Ну что же, батенька, вы готовы к продуктивному обмену мнениями? – прозвучал где-то совсем близко негромкий заботливый голос. – Для начала мне хотелось бы знать, на кого вы работаете… на Патрушева? На англичан? На американцев?
– На хорватскую фирму «Задруж», – выдавил из себя Павел, с трудом шевеля распухшим, жестким, как наждак, языком. – Маломерные суда… катера и яхты.
– Ну зачем же вы так? – почти доброжелательно произнес карлик. – Вы отлично знаете, что говорить все равно придется. Ведь мы, батенька, профессионалы…
Зрение Павла постепенно восстанавливалось, из цветного тумана перед его измученными глазами проступил силуэт маленького человека с густыми бровями. Пока это был только неясный контур, словно вырезанный маникюрными ножницами из черной бумаги.
– Как… как вас зовут? – едва слышным голосом спросил Павел.
– А зачем вам это, батенька? – Кустистые брови недоуменно поползли вверх. – Не все ли вам равно? Впрочем, если вам хочется, можете называть меня Порфирием Петровичем! – И он тихонько засмеялся. – Люблю литературные ассоциации!
Он потер маленькие ручки и предложил:
– Давайте баш на баш! Я вам представился, так уж и вы назовите свое имя, а то, согласитесь, как-то неудобно получается!
– Если вы – Порфирий Петрович, то тогда я – Родион… Родион Романович.
– Родион Романович Раскольников, как я понимаю? – Карлик снова усмехнулся. – Ценю ваше чувство юмора! Хотя вы на Раскольникова совершенно не похожи. Нисколько не похожи, батенька! Родион Романович очень ценил собственную драгоценную особу, ради нее он готов был жертвовать другими людьми, а вы жертвуете собой ради неизвестных и бессмысленных ценностей… Ради кого вы так страдаете, батенька? На кого вы работаете? – Он снова склонился над Павлом и прошипел, на этот раз не скрывая раздражения: – Все равно скажешь, щенок! Никуда не денешься!