– До отравления потерпевший был совершенно здоров? – спросил следователь Лимакин.
– Если не считать воспаления голосовых связок от простуды, здоровье гражданина Теплоухова соответствовало его сорокалетнему возрасту, – сказал Медников.
Лимакин наморщил лоб:
– Странно, здоровый мужик, а на женщин не обращал внимания. Не подскажешь, Боря, с чего бы такое, а?..
– Подскажу. Хотел найти подругу с тремя грудями.
– Не хохми. Серьезно спрашиваю.
– А если серьезно, то откуда тебе известно, что Теплоухов был равнодушен к прекрасному полу? Настоящие мужики о любовных увлечениях не треплются. Для них дела сердечные – самые тайные. Может, именно здесь, в райцентре, живет любовница Теплоухова. Приехал господин, чтобы тайком провести с ней чудненькую ночку, да оказался… третьим лишним.
– Он по телефону разыскивал Викторию Солнышкину, – скороговоркой вставил Слава Голубев.
– В качестве любовницы Виктория Солнышкина отпадает, – пробурчал Медников.
– Почему?
– Потому, что гинеколог ее осмотрел и сказал: «Можно заносить в Книгу Гиннесса». На девятнадцатом году жизни остаться девушкой – выдающаяся заслуга для смутного времени.
– Не преувеличивай, Боря.
– Без всякого преувеличения, пятнадцатилетние в очереди на абортный «вертолет» стоят.
– Вот дают, малолетки!
– Направо и налево дают, – Медников усмехнулся. – Это не вдруг началось. В пору моего студенчества преподавал у нас в институте старый профессор с дореволюционным воспитанием настоящего интеллигента. Отличался тем, что любил на экзаменах задавать иносказательные вопросы. И однажды одной из наших отличниц, споткнувшейся на экзаменационном билете, подкинул дополнительный вопросик: «Расскажите, сударыня, что вам известно об органе любви». Отличница чуть стушевалась, закрыла глаза от смущения и пошла назубок живописать детородный мужской орган. Профессор, удовлетворенно кивая седой головой, внимательно выслушал ответ, поставил в зачетку «отлично» и вздохнул: «А в наше время, милая барышня, органом любви считали сердце». Фурор был полный…
– Этот анекдот я уже от кого-то слышал, – с улыбкой сказал Бирюков.
Медников пожал плечами:
– Я же не один учился у старого профессора.
– По-твоему, падение нравов началось с нашего поколения?
– Как тебе сказать… Наше поколение, несмотря на отдельные вывихи, все-таки удерживалось жесткой партийной рукой в рамках приличия. А теперь, когда развалились все сдерживающие начала, молодежь с ярой лихостью ударилась в сексуальный беспредел.