Если от фамилии перейти к именам, то жену фермера Смита, Кейт, все вполне естественно звали Катей, тем более что она – статная, полногрудая, с недлинной, но толстой, небрежно заплетенной пшеничной косой – походила на русскую больше, чем отдельные коренные жительницы Горок Ленинских, у которых среди предков затесались воины Батыя. А вот относительно самого фермера с прискорбием приходится признать, что имя его – Ричард, в православных святцах отсутствующее, не прижилось на отечественных подзолистых почвах. Как его ни сокращай: и Рик, и Дик, и Рич – не идет, хоть ты тресни! Фермера Смита уважительно звали по отчеству: Джонович. Или, в просторечии, Джоныч. Дети Смитов носили международные имена Николай, Мария и София, по-русски говорили не хуже, чем по-английски, и с виду ничем не выделялись среди деревенских сверстников.
Внешне Джоныч выглядел неказисто: небольшого роста, щуплый, веснушчатый, светлая борода, кудрявые волосы свисают ниже ушей, – не то сказочный мужичок-с-ноготок, не то заблудившийся хиппи. Знаток русской литературы, Бойцов предвидел, что в старости Джоныч станет похож на шолоховского деда Щукаря. С тем отличием, что Щукарь в «Поднятой целине» – деревенский люмпен, загубивший все свои хозяйственные начинания, а Джоныч, наоборот, хозяин, каких поискать. Участок, находящийся в ведении работящей семьи Смитов, опровергал все представления о том, что подмосковные почвы не способны приносить обильные сельскохозяйственные плоды. Конечно, если обрабатывать их по науке! На деньги, выручаемые ежегодно от продаж урожая, Джоныч и удобрения закупал, и сельхозтехнику обновлял, и специальные журналы выписывал, которыми, кстати, с Бойцовым делился. А кроме того, собирался в будущем году в придачу к курам и свиньям завести страусов, только сначала посоветоваться с теми отважными русскими, которые уже адаптировали к здешнему суровому климату эту роскошную мясную птицу.
Будь на месте Джоныча свой, природный русак, ему бы уже тысячу раз пустили красного петуха в дом, подсыпали толченого стекла в машинное масло, потравили бы скотиной всходы или еще какую-нибудь гадость придумали, чтоб не богател рядом с беднотой, буржуин. Джоныча охраняла его чужеродность и в придачу к ней то усердие, с которым он старался адаптироваться на новой почве.