В наушнике раздалось монотонное шипение, за ним – звук, который,
как Бесси знала, изображал стук клавиш старинного устройства,
которое называли печатной машинкой.
– Дальше, – приободрил ее Аби.
– А что дальше? Холодные же, ну, – нахмурилась она.
Ей не нравилось, когда Аби настаивал на чем-то. Она не понимала
– не-же-ла-ла понимать – что он от нее хочет.
– Вы должны представиться, назвав полное имя, код, дату
обращения и номер в реестре, – подсказал Аби.
– Беатриса Нотт, код 0936М, тринадцатый день десятого месяца,
номер в реестре… 9803.12.
– Текущее значение рейтинга, – подсказал Аби.
Бесси посмотрела на браслет, где едва заметно светилась голубым
короткая надпись.
– Мало, – мрачно сказала она. – Ты же можешь считать.
– Нужно голосовое подтверждение значения, – нудно проскрипел
Аби.
Иногда Бесси начинало казаться, что он вовсе ей не друг и даже
не настоящий.
Где-то тяжело забряцал третий утренний экспресс. Иногда Бесси
бежала по длинным коридорам через четыре сектора, чтобы выйти на
общественный балкончик и посмотреть, как серая змея с синими
глазами бортовых огней летит по мутной трубе где-то внизу, но
сейчас ее волновали полы.
Или не так уж и волновали.
Не хотелось называть свой рейтинг.
Бесси знала, что значат эти цифры. В приюте преподавали старую
литературу и показывали старое кино – такое неуклюжее, где
почему-то играли только люди, а не их слепки. Люди часто
фальшивили, и художники не могли дорисовать им правильные эмоции. К
тому же кино показывали на экране, не позволяя находиться внутри
сцены, как сейчас, и это было странно – будто картинки оживали и
пытались врать.
Некоторые врали хорошо.
Но кино и старых книг им показывали мало. И в основном чтобы
объяснить, сколько раньше у людей было терзаний, которые теперь
считались пережитком, эмоциональным атавизмом, которому предавалась
только экзальтированная молодежь.
«Кто я», «каково мое место в этом мире», «быть ли мне» и самый
главный – «хороший ли я человек?» – все это так мучило людей на
старых записях. Люди задавали эти вопросы, то патетически
выкрикивая их, то сдавленно шепча, то торопливо вываливая на
читателя или зрителя, давясь и путаясь. Люди захлебывались в этих
вопросах и сходили с ума. Бесси было их жалко.
А сейчас это стало неважным. Сейчас все ответы уместились в
цифры социального рейтинга. Они объясняли, где твое место, давали
четкий ответ на вопрос «почему» и, конечно же, именно цифры
безжалостно определяли, хороший ли ты человек.