– Ах да, медальон? – Лиза только сейчас о нем вспомнила. Он же золотой, его надо вернуть. – Он в саквояже, сейчас достану.
– Стоять! – Полицейский навел на нее винтовку. – Хитрая какая! «Достану…» А там небось пистоль.
– Нету там никакого пистоля, честное слово, – растерянно пробормотала Лиза. – Можете сами посмотреть.
– Не волнуйся, посмотрю!
Полицейский очень ловко, продолжая держать Лизу на прицеле, левой рукой схватил, открыл и перевернул саквояж над большим круглым столом, застеленным кружевной скатертью, пожелтевшей от времени и стирок. Небогатое имущество Лизочки Петропавловской вывалилось на столешницу – зашелестели целлофановые пакеты от подарков Эриха Краузе, сыро, тяжело шмякнулся купальник Лизы Ховриной; выпал медальон.
– И правда нету.
– Угомонись, Петрусь, – приказал старик.
Петрусь? Ого! Лиза вдруг вспомнила песенку, которую частенько пела соседка-украинка:
Как за того Петр у ́ся
Семь раз била мату́ся.
Ой, лихо – не Петрусь:
Било личко, черный вус!
В самом деле, небось много девок от него потерпели неприятности, от того Петруся. Больно уж хорош собой! Да черт ли тебе сейчас в его внешности?
– Так почему ничего не сказали? – повторил старик.
– Потому что я не могла… при том офицере.
– Что за офицер?
– Он тоже был на берегу, а потом подвез меня.
Старик вскочил резко, по-молодому. Толкнул Лизу на стул, наклонился. Лицо его стало недобрым:
– Кто он? Как зовут? Давно ли прибыл в Мезенск? Он ваш знакомый? Приятель? Где он живет? Где живете вы? Работаете? Где?
Тон его был таким… Он с такой лютой злобой сыпал вопросами! Лиза сначала оторопела, а потом возмутилась:
– Да что вы так со мной разговариваете? Устроили тут гестапо, понимаете ли!
– Гестапо? – прищурился старик. – Вы были в гестапо? Вас допрашивали? Или вы присутствовали на допросах? В качестве кого? В самом ли деле Лизочка убита на берегу? Она должна была встретиться с вами? Вы предали ее? Она в гестапо?
– Слушайте, да вы просто ненормальный! – с яростью прошипела Лиза. – Не шейте мне дело! Не нравится вам слово «гестапо»? Хорошо, пусть будет НКВД. Вот вам, пожалуйста: вы ведете себя как самый настоящий энкавэдэшник! Что, до прихода немцев допросы в застенках вели?
Старик снова сел на диван, откинулся на спинку. Лицо его смертельно побледнело.
– Батюшка… – обеспокоенно прошептал Петрусь, делая шаг к нему. Но старик раздраженно махнул на дверь, и Петрусь покорно отошел, занял пост около нее, изредка приоткрывая и выглядывая, не идет ли кто.