Пыльная, грязная, потная, с навозной кроссовкой! Я желала Хабарову сквозь землю провалиться. Если он приехал засчет себя потешить своё эго, то это ему вполне удалось. И купание в холодной воде меня нисколько не успокоило. Ненавижу всех мужиков, прямо всех вместе взятых!
- Люб, - обратился ко мне Николай Васильич, председатель, когда мы вернулись. – Ты там только это… не наговори ничего Хабарову. Не наговорила же? А то совместное сиденье на дереве шибко беседам способствует.
- Не наговорила, - мрачно сказала я.
- Умница, - обрадовался председатель. – А то я знаешь, уже не в том возрасте, чтобы работу новую искать.
Ага, будто наворовал мало! У меня уазик разваливается, а у председателя дочка учится в Англии. Здорово же! Я прямо искренне за неё рада. И такая злость взяла… я уже говорила, что ненавижу мужиков?
- И не наговорю, - продолжила я. – Если твои шовинисты полностью движок моего уазика переберут. Я на прицепе чаще езжу чем сама!
- Конечно, милая, - расцвел в улыбке гад. – Я сейчас позвоню!
Загнала машину – и правда приняли. Смотрели хмуро, но сделать обещали за три дня. Как я буду безлошадной по полям непонятно. Зато отремонтируют, может, как следует. А я снова пошантажирую, глядишь какую замену мне на эти дни и дадут.
Сдав машину я пешком вернулась к сельсовету. Здесь у меня кабинет есть личный, захламленный крошечный закуток. Он насквозь прокурен и никакие проветривания не помогают – прошлый владелец злоупотреблял табаком. Я села за стул, включила компьютер и уставилась в экран. Работать нужно, да, а у меня в голове – Хабаров! И думать о нем страшно, и прекратить думать невозможно! Первое – гад стал ещё красивей. Вторая – чем мне его приезд грозит? А грозит ведь, точно. Третья мысль – нужно срочно валить на северный полюс. Сяду, погуглю, когда туда следующий поезд…
Свалить домой я могла бы в пять. Но сука, снова Хабаров! Приехал в свои вотчины. Ходил по коридорам, я слышала его голос, слушала, как хихикают все наши дамы. Они ходили за ним хвостом по всем коридорам и кабинетам, реально все, даже Марья Викторовна, завхоз шестидесяти трех лет. Это бесило тоже. А я сижу и трушу – страшно в коридор выходить. Я только на словах храбрая, а глубоко внутри трусиха. Наверное трактористы это чувствуют, вот и задирают меня.