Проулок представлял собой очень узкую тропинку между двумя такими же грязными домами, грозившими вот-вот обрушиться. Думаю, проехать здесь на машине было бы просто невозможно.
Оказавшись в проулке, я обнаружила, что слева виднеется вход в еще одну подворотню. «Просто лабиринты какие-то, – сворачивая в эту подворотню, думала я. – Не удивлюсь, если окажется, что Людочку похитил Минотавр».
Но оказалось, что догадка моя неверна.
Зайдя во двор, я обнаружила наконец то, что искала. Мужчина лет сорока в старом коричневом костюме и красной рубашке без галстука лежал навзничь прямо посреди двора с перерезанным горлом. Рядом с ним валялось то, что осталось от Людочки. Тело несчастной собаки было вспорото по животу, и ее внутренности, вывалившиеся наружу, вызывали большой интерес у летавших над нею мух.
Признаюсь, тут я и сама испытала легкий шок.
Кто? Кого? Зачем? Что все это значит?
Самые разные вопросы стали возникать в моей голове, и ни на один из них я не находила вразумительного ответа. Кем был этот человек? Зачем ему понадобилась собака? Кто его убил?
Если это был бомж, который хотел полакомиться Людочкой отдельно от своих собратьев, а те его за это наказали, то почему они не взяли собаку? Если это извращенец, который отводил душу, издеваясь над животными, то почему он сам мертв? Кто-то из местных жителей не смог стерпеть несправедливости и рассчитался с негодяем? Я еще раз осмотрела окна домов, выходивших в подворотню.
Так что же здесь произошло?
Занятая своими мыслями, я совсем забыла о Серафиме Карловне и о том, что, пожалуй, ей не следовало смотреть на все это. Все-таки пожилой человек…
– Людочка!! – раздался за спиной истошный вопль, и я поняла, что предупреждать клиентку уже поздно.
– Серафима Карловна, пойдемте. Незачем вам на это смотреть. Ее ведь уже не вернешь, – говорила я, слегка приобнимая старушку и пытаясь вывести ее из подворотни.
Но я недооценила силу воли Серафимы Карловны. Когда она куда-то стремилась, ничто не могло ее остановить.
– Людочка! – причитала она, вырываясь из моих рук. – Я знала! Я чувствовала, что это добром не кончится. Ах, какой негодяй! И поделом ему…
Старушка была по-настоящему расстроена, но я сразу отметила про себя, что если при каждом взгляде на растерзанную Людочку глаза ее наполнялись слезами, то при взгляде на ее похитителя в этих глазах не было ничего, кроме ненависти. Ни кровь, ни сам факт совершенного преступления не вызывали у нее никаких эмоций. Ее волновала только Людочка.