Дернув за ручку, девушка чуть не обезумела от страха: дверь оказалась запертой. Но Даниэль не зря вынул ключ из первой двери. Не сделай он этого сразу, несколько секунд, потраченных впустую, означали бы, что они попались. Стремительным движением он отпер дверь. Чтобы распахнуть ее, пришлось приложить усилие; определенно ею редко пользовались. Вытолкнув девушку в узкий темный коридор, он закрыл дверь, решив не запирать ее. Механизм был ржавый, проворачивался туго и поскрипывал, так что из кабинета его обязательно услышали бы.
Он расслышал, как открылась главная дверь кабинета, как вошли двое мужчин, продолжая разговаривать друг с другом.
Женевьева стискивала предплечье Даниэля, ее ногти, острые, словно когти животного, цеплялись за шелк рукава. Если она даже и слышала шелест жестких бумаг под смокингом, то, похоже, не замечала его.
– Что же делать? – шепотом спросила она.
– Ты спустишься по лестнице на кухню и вернешься на вечеринку.
– Но слуги…
– Они не могут знать, откуда ты идешь и почему, и в любом случае проявят скромность.
– Но если ты пройдешь через несколько минут после меня…
– Нет, мне этого ни в коем случае нельзя делать. Тогда это заметят наверняка и обязательно свяжут меня с тобой.
– А куда ты пойдешь? – Она говорила шепотом, но чуть громче, чем следовало.
– Не волнуйся обо мне, – ответил он. – Я скоро увижусь с тобой. Если твоя мать спросит, куда я делся, ты, естественно, скажешь, что не имеешь никакого понятия. – Даниэль считал необходимым обстоятельно объяснить это Женевьеве, которая была далеко не самой сообразительной женщиной из тех, с которыми он когда-либо встречался.
– Но куда? – снова заговорила она.
Даниэль приложил палец к ее губам.
– Ступай, ma cherie.
Она повернулась было, чтобы уйти, но Даниэль тронул ее за плечо. Она взглянула на него, и он быстро поцеловал ее в губы. Затем поправил вырез ее платья и стремительно взбежал вверх по лестнице для слуг. Подошвы его ботинок были каучуковыми, такие в эти дни было еще тяжелее достать, чем кожаные, зато ступали они почти бесшумно.
Он поспешно анализировал только что происшедшие события и размышлял, что ему делать дальше. Он заранее знал, что увидит Женевьеву сегодня вечером, но в его планы не входила возможность посещения кабинета ее отца – возможность, от которой он, конечно, не мог отказаться. Теперь, с толстой пачкой документов под жилетом, было не слишком разумно возвращаться в общество, где, даже если бумаги не выпадут, кто угодно мог случайно столкнуться с ним, услышать подозрительный шорох и обнаружить то, что он скрывал.