Настал
черед суженого с торчащим обелиском, который мне захотелось сломать, уж очень
раздражал в те минуты. Но, видя мою ярость, восставшая плоть мгновенно сдулась,
превратившись в морщинистый стручок. И тут настал черёд Леонида врубить свой
артистизм на полную.
Если бы за бытовой артистизм давали
«Оскара», то Лёнька получил бы их в тот вечер целую охапку. Какие только финты
ушами не выделывал непризнанный гений актерского искусства! Сам Станиславский
рыдал бы на плече у Немировича-Данченко, будучи под глубоким впечатлением от
того, как мой изменник старался всё исправить. Да что там! Оливер Стоун и
Стивен Спилберг вместе с Мартином Скорсезе выстроились бы в очередь, желая
пригласить этот талантище в свои фильмы, а на задворках рвал на себе последние
волосы Никита Михалков.
Леонид дал жару в тот незабываемый вечер.
Сначала он театрально валялся на полу, вздымая руки и умоляя его простить. Я же
не выдержала и расхохоталась, поскольку актер позабыл о сценическом облачении.
Выступать кинулся в костюме Адама, притом его причиндалы после фиаско стали
такими крошечными, что во мне даже проснулась жалость: не отморозил бы
бубенчики, а то детей не будет. Но сразу после этого фыркнула, закрыв лицо
руками.
Тогда Леонид решил, что пора меня тактику.
Он встал, сменив маску лица с «я низок, подл, прошу простить покорно» на «я
оскорблён, сударыня». Оделся, а потом принялся осыпать меня обвинениями. Самый
тяжеловесный аргумент был – «это ты виновата, что я остаюсь неудовлетворённым в
нашей постели!» Мне даже интересно стало, черт дернул за язык спросить.
Что я услышала! О, горе мне, фригидной
идиотке! Оказывается, я пренебрегла одним из самых сокровенных желаний своего
мужчины – анальным фистингом! Он так хотел, а я не согласилась. Он так мечтал,
а я не поддалась. Опять фыркнула. Да, простите, ваше высокородие, но засовывать
вам пальцы и прочие предметы в задницу не считаю для себя приемлемым
удовольствием. Что и попыталась объяснить, да тщетно. Мне было сказано: если бы
любила искренне, то не сказала бы «нет».
«Я же делаю тебе куннилингус, и ничего! –
воскликнул большой артист. – А ты думаешь, мне приятно совать язык в это
место?!» Вот это открытие! Ну, раз пошла такая пьянка, я ответила в том духе,
что полировать ртом его кочерыжку у меня тоже восторгов никогда не вызывало.
Это подвигло Леонида перейти к третьему акту Марлезонского балета –
рыдательному. Как он театрально вскинул руку к голове, как залился горючими
слезами!