- Тебе удалось. Я возбужден и слегка контужен.
Давно не чувствовал себя так. Знаешь, я пресыщен, но ты... Короче, есть сделка.
По рукам,- оскалил белоснежные зубы страшный хищник. Нет, он совсем не
дровосек. Он волк в овечьей шкуре.- Только напишем небольшой контрактик. Так, на
всякий случай. А то всякое бывает. Вы бабы народ ушлый. Лет тебе сколько?
- Двадцать четыре, — мой стон его кажется позабавил.
– Будет.
- Как моему сыну, — в голосе Виктора Романовича, мне
показалось, я услышала странное отвращение и тоску.
- Я думала вы моложе,- черт, ну что я за дура? Кто
меня все время тянет за язык?- Простите. Ну, в смысле. Не думала, что у вас
такой взрослый ребенок. Вы выглядите, как, - я хотела сказать – бог, но
проглотила свой пьяный идиотизм вместе с кусочком ветчины, который стянула с
тарелки. Да, иногда лучше жевать, чем говорить. И... Я не могу согласиться на
ваше щедрое предложение. Лучше под забором сдохнуть.
- Это ошибка молодости. Ромка родился, когда нам с
его матерью едва исполнилось по семнадцать лет. Впрочем, это тебя совсем не
касается. Слушай, а как тебя зовут, подзаборная сдыхательница? А то мы с тобой
почти слились в экстазе. Не могу же я тебе звать, «Эй, девушка»
- Ма... Марджери,- оооо, ну откуда в моей башке
столько идиотизма? И этот безумец напротив, как – то странно лицом покраснел,
явно сдерживая дикий хохот. Надо же, Марджери. Что не Фекла Альбукерская?
Господи, сколько градусов в этом адском пойле, что меня так растащило?
- Тогда давай пить, Марджери. И напишешь мне расписку.
- Слушайте, а вы не маньяк? – боже, наконец – то меня
осенила очередная «вумная» мысля. – А то, может, расчлените меня и адьес,
мучачос. Или может и съедите?
- Я слышу в твоем голосе странную надежду,-
рассмеялся этот мерзавец, рассматривая меня, как колченогую кобылу на сельском
базаре. – Извини, что разрушаю твои чаяния. Нет, я не маньяк. Но, если мы
договоримся, я...
- Не продолжайте,- этот стон у нас песней зовется. Я
залпом допила остатки ликера, выхватив из пальцев «Не маньяка» шикарный
перьевой Паркер. А что? Помирать так с музыкой. Точнее не девственницей.
Коготок увяз, всей птичке пропасть. Накорябала под диктовку текст и...
А потом я пала. Сначала в туалете чертова ресторана,
потом в какой – то подворотне, в машине, и еще черте где. И это было ни черта
не романтично. И мне было хорошо, настолько, что эти воспоминания не смогли
испариться из моей дурной похмельной реальности. Никогда не думала, что
схождение в ад настолько восхитительно. Чужие умелые руки творили с моим телом
такое, что в мозгу взрывались салюты, а тело умирало и оживало. Снова. Снова.
Снова. Бессчетное количество раз. А я не могла сказать ни слова, потому что мой
рот был занят постоянно, совсем не по назначению.