Догрыз белую помадку с ром-бабы, влил в себя остатки
кофе и направился к выходу. Итак, первая порция
кристально чистой правды ушла в ЦРУ. И на этом я
останавливаться не собираюсь, благо конспиративный канал
теперь налажен. Правда, правда и ничего, кроме хорошо
подобранной правды, – нет более надежного инструмента
для достижения своих целей.
Пятница 6 мая,
15:25
Ленинград, Польский
сад
Однорукий алкоголик проводил меня на седьмой круг предельно
благожелательным взглядом. Мы уже неплохо представляем
распорядок дня друг друга. Он, ящером выползающий
на первое весеннее тепло из сумрака коммуналки, ежедневно
внимательно наблюдает за моим втягивающим циклом, благо больше
наблюдать тут не за чем, а я, раз за разом
пробегая мимо, хорошо знаю его основной цикл.
Присев на изрезанную низенькую скамейку у задней стены
разваливающегося особняка Державина, он первым делом достает
из-за пазухи потертого длиннополого пальто мерзавчик «Столичной» и,
взболтав, смотрит сквозь него на небо, словно одному ему
доступным методом проверяя процентное содержание альдегидов
в спиртовом растворе. Удовлетворившись, ловко прикусывает
коренными зубами язычок фиолетовой крышечки и резким движением
руки сдергивает ее с горлышка, а затем отплевывает
в стоящий рядом куст старой сирени, присоединяя
к солидной куче подружек. Секунд на пять замирает,
вглядываясь в мой бег, одобрительно чему-то кивает, затем
достает из кармана пальто граненый стакан и наполняет
примерно на треть. Решительно, как лекарство, забрасывает
внутрь и, не закусывая, откидывается на спинку скамейки,
блаженно щурясь. Выждав минут пять, а я обычно к этому
времени начинаю растяжку, вытягивает из матерчатой сумки
сверток с еще теплыми чебуреками и начинает обед, время
от времени дозаправляясь из бутылки. Когда я перехожу
к прессу, он, как правило, уже достигает нирваны и,
откинув голову назад, незряче смотрит поверх крыши напротив.
Сегодня он достиг этой стадии раньше обычного –
я поставил себе задачу довести пробежку до пятнадцати
кругов, поэтому чебуреки пошли в ход, пока я еще пыхтел,
ускоряясь на последних трех кругах, а в дрему он
впал аккурат к приседаниям.
Мой залет в Репино меня напугал, серьезно напугал.
Вчера в гастрономе, поставив Тому в очередь в отдел,
отошел к кассе и внезапно ослабел в ногах, мельком
увидев размытую татуировку на заросшем рыжей шерстью тыле
чьей-то кисти, и лишь через пару секунд рисунок сложился
в штурвал. За эти две несчастные секунды я успел чуть
провалиться на шаге из-за дрогнувшего колена, задохнуться
и глубоко вдохнуть, почувствовать удар сердца по адамову
яблоку и вспыхнувшие жаром щеки. А сегодня ночью
во сне пришел четвертый, бесцветный, словно отбракованный
снимок, недодержанный в проявителе начинающим фотографом,
и предвкушающе мне улыбнулся. Я проснулся в воздухе
над кроватью, изогнутый дугой, и потом долго успокаивал
грохочущее на всю квартиру сердце.