– Ловко ты от контр увернулся, – с завистью
заявил Паштет с порога. – Один щелбан от стены,
а сколько плюсов!
– Не слушай балбеса, – возникла за его
плечом разрумянившаяся от морозца Света. –
Он сегодня по инглишу два «трояка» сразу схлопотал,
теперь боится, что его в поход на каникулах
не отпустят.
– Проходите, гости дорогие, – посторонился я,
вглядываясь в своих товарищей и заново знакомясь
с ними.
Зашедший первым Паштет быстро скинул ботинки, вздернул
на вешалку потертую куртку и, слегка косолапя, уверенно
направился в мою комнату, освобождая место для Светы.
Высокий, крупный, круглолицый, с небольшим курносым носиком,
усыпанным неяркими веснушками, тускло-рыжеватой шевелюрой
и маленькими голубенькими глазками, он был лишь чуть
моложе уже основательно поистершегося из моей памяти
образа.
Света отпихнула ногой брошенный в прихожке портфель
Паштета, разгребая себе пятачок для маневра, и начала
снимать пальто. Я протянул руки, чтобы его принять.
– Ты это что? – удивленно замерла она
в неудобной позе.
– Пальто помочь повесить… – с недоумением
откликнулся я.
– Да… Крепко тебя приложило… – кривовато улыбнулась
Света, удивленно покачивая головой. – Ты мою просьбу
выполнил?
– Каку таку просьбу?
– Плиточку волшебную пометил?
Я шагнул вперед и взял легкое пальтишко:
– Не холодно в таком бегать сейчас? На улице
не лето.
– Ничего, я короткими перебежками, по два-три
прыжка. От дома к метро, от метро к школе.
Не шубу же сейчас носить. Ты как? –
Она встревоженно уперлась взглядом мне в глаза.
– На западном фронте без перемен. – Теперь
пришла моя очередь кривовато улыбаться. – Жить можно. Гони
Паштета руки мыть, и на кухню давайте. Будем практиковать
высокое искусство приготовления горячих бутербродов.
– Горячих? Это как?
– Сейчас покажу. Я в старой «Работнице» недавно
рецепт видел. Легче сделать, чем рассказывать.
Кыш глистов с рук смывать! – И я пошел
на кухню приводить в порядок мысли.
Появление Паштета всколыхнуло во мне старое чувство вины,
хотя разве я виноват, что он лег за Пянджем?
Светка же привела в недоумение тем, что первое
впечатление о ней совсем не совпало
с воспоминаниями. Да, красавицей ее не назовешь,
факт. Но и точно не «уродина», как я думал
раньше.
На полголовы выше меня, тонкая-звонкая, длинношеяя.
Продолговатое лицо с крупными чертами, выдаюшиеся вперед
челюсти. О таких лицах иногда говорят «лошадиное»,
но в данном случае у меня возникала иная ассоциация.
Широко расставленные большие темные глаза, высокие рельефные скулы
и агрессивная линия подбородка – все это
в сочетании с веретенообразной фигурой наводило
на мысль о стрекозе, но не беззаботной
«попрыгунье», а серьезном хищнике мира насекомых, грозе мошек
и букашек. Впечатление усугублялось привычкой смотреть слегка
исподлобья и иногда прорывающейся властностью характера.
В такие моменты я невольно чувствовал себя той самой букашкой,
на которой с недобрыми намерениями остановился фасетчатый
взгляд.