Безрод лишь усмехнулся. Во дворе под сенью дуба сидит князь, дружинных кругом – море, глядят недобро, суд предвкушают. Позади Отвады стоят родовитые бояре, советы давать будут. Яблоку негде упасть. Привели того, с увечной рукой, посадили на скамью в середине. Двоих, что вчера навсегда успокоились, тоже принесли, рядом положили. Четвертый сам вышел. Заговорил. Да так ладно и складно, будто всю ночь глаз не смыкал, слова в нить снизывал. Не речь держит, а песню поет! Так и шибает слезу из простых и доверчивых зевак. Безрод скривил губы, задрал бороду в небо.
– Ой, ты светлый князь, заступник от лихих людей! Ой, что же делается в городе твоем, что за беды на меня ополчились? Как дальше жить? Как от собственной тени не шарахаться? Как не убояться соседа своего? С полуночи оттниры грозят, здесь лихие люди последнее отнимают! Куда податься простому человеку?
Безрод покосился на четвертого. Ишь, соловьем залился! Вон, глаза у людей на мокром месте. Жалеют горемыку.
– …И как выскочит из амбарной темноты! А нож-то при нем! Да как хватит Лобана головой в лицо! Да как продырявит пальцем Выжигу! Да как поломает Сколу руку! А на меня мечом замахнулся. Да только не на того напал! Я в беге жуть как проворен!
Отвада лицом потемнел, бояре недобро засопели, завозились. Безрод презрительно ухмыльнулся. Дурачье! Вокруг пальца обвести – как от слепого убежать!
Повернулся к нечестивому свидетелю и плюнул тому прямо на ноги. Князь зубами заскрипел, дружинные мощно выдохнули. Плевать на княжьем дворе, да в присутствии самого князя – сущее безумие. А может быть, просто равнодушие к жизни. Тоже недалеко ушло. Отвада сдержался, не вспылил, спрятал зловещую улыбку в бороду и дал знак продолжать.
– Лобан кошель выронил, а Сивый руку протянул, шасть, и в скатку сунул. Подальше, значит, от глаз.
– Разверни. – Процедил Отвада и указал пальцем на скатку.
Ну, вот и все. Безрод усмехнулся небесам. Сколько ни толкуй, что твое, не поверят. Теперь не поверят. Вытянул руку, встряхнул скатку, плащ на лету развернулся и на землю, негромко звякнув, упал кошель.
– Он?
– Он! – убежденно закивал четвертый.
Безрод холодно улыбнулся.
– Что скажешь?
– Болтает.
– Да ну!
– Подковы гну.
– А сам-то кто будешь?
– Волочков я человек. – Скрывать толку нет, уже, наверное, все знают.