– Ты кто?
– Мамкин я, и папкин! Кличут Босоног. А я тебя знаю! Ты порубил Брюнсдюра!
Безрод поцеловал ребенка в лоб и отпустил. Босоног, счастливый и безмерно гордый, убежал показывать приятелям чумазый лоб, куда его поцеловал тот сивый боец, который всех полуночников одной левой уложил, да наказывал больше не воевать боянскую сторону.
Возвращаясь в амбар, Безрод подошел к стене в том единственном месте, где ее выстроили на скале. Озорница текла прямо под стеной. Сивый долго глядел вниз, что-то высматривая, бросил в реку камень, поглядел, послушал да и поплелся восвояси.
Стюжень ждал. Кивнул, дескать, ступай за мной. Ворожец и Безрод ушли на задний двор, на холм, с которого вся губа была видна как на ладони. Присели на бревно.
– Помнишь, обещался разговорить того четвертого, из переулочка?
Сивый равнодушно кивнул.
– Помирать удумал. Поймал боком шальную стрелу. Говорит, сон вещий видел. Явился Ратник и говорит, мол, душа тяжела, грехов много. Вот и облегчает.
Безрод усмехнулся.
– Раньше бы чуток.
– Уж как есть. Все рассказал. Подговорены все четверо.
Сивый кивнул. Конечно, подговорили. Это было ясно с самого начала. Просто так не убивают.
– Даже не спросишь?
Безрод холодно, не мигая, уставился на старика.
– Ты меня глазами не морозь. И без тебя стуженый. Все корчмарь твой учудил. Еська. Дабы не кормить задаром. Зачем ты ему нужен, безродина? Только добро переводишь.
Сивый поднял глаза туда, где небо целует землю, прищурился, зачерпнул пригоршню чистого снега, захрустел им на зубах.
– Знает ли князь?
– Теперь же узнает. Отсудит приговор назад. Заставлю.
– Раньше бы чуток.
Стюжень покачал головой. Не понравился ему холод серых глаз. Чем дольше смотрел ворожец в глаза Безроду, тем крепче воображал себя влезающим в темную пещеру, полную вековечного льда.
– Ой, что-то глаза твои мне не нравятся! Скукожилась душа, свернулась, волком глядит, зубы точит.
– Боится. – Сивый доел снег, облизнулся, отряхнул руки. – Боится. Страшно ей.
– Боится?
Не ответил, только отвернулся. Да, Стюжень, страшно. Один я на этом свете. Сам за себя стою.
– А чего меня князь не взлюбил? Что я ему сделал? Может быть, насолил когда? Что-то не припоминается.
– Так ведь знаешь!
– Нет, не знаю.
Стюжень помолчал, нахмурился.
– Прошлым летом сын Отвады погиб. Вы с ним одно лицо. Ровно братья близнецы.