Меня поставили на довольствие, я получил новое летное снаряжение. Вскоре на учебном самолете у меня проверили технику пилотирования и после этого выпустили на боевом самолете. Но возникло одно непредвиденное затруднение: в эскадрилье для меня не оказалось напарника. За год боевой работы все пары слетались, и ведущие и ведомые понимали друг друга без слов. Ведомые как-то интуитивно угадывали, что будут делать ведущие, – так в крепких семьях родственники понимают друг друга без слов. Мой же бывший ведущий так и не смог оправиться после ранения и убыл из полка.
Меня по очереди прикрепляли к разным ведущим, я был, как говорится, «на подхвате». Естественно, это меня страшно задевало, но поделать тут было ничего нельзя. Однажды командир эскадрильи вызвал меня и сказал, что меня вызывает штурман полка. Недоумевая, зачем я нужен штурману, я нашел того на КП[4] и доложил о прибытии. Майор Куманичкин, стройный летчик с насмешливыми искорками в глазах, осмотрел меня и спросил, не хочу ли я слетать с ним, чтобы немного потренироваться. Я, разумеется, согласился и хотел было бежать к самолету, но Куманичкин остановил меня:
– Подожди, не торопись, давай полчасика отработаем полет на земле, – и вытащил из планшета два самолетика.
Показав, что он будет делать от взлета до посадки, он отрепетировал все мои действия, если я отстану или выскочу вперед, если, если... если... Занимались мы не полчаса, а гораздо больше. Наконец он убрал самолетики и сказал:
– Ну что ж, полетим. Мой позывной «Барон», а твой, кажется, «Байда»?
Подробный разбор его и моих действий, а главное, горячее желание не ударить в грязь лицом заставили меня все время выдерживать заданное место в строю. Впрочем, надо признаться, что на особо сложных маневрах я сначала отставал, но затем стал держаться как «привязанный».
После посадки Куманичкин сказал, что слетал я удовлетворительно и через полчасика мы слетаем еще. На это раз задание было как будто простое – удержаться в хвосте его самолета. Но это как раз и было самым сложным. Ведущий делал самые резкие и неожиданные маневры, а я – его ведомый должен был повторять их и при этом еще следить за воздухом и докладывать о всех замеченных самолетах.
Тот полет мне запомнился надолго. Упражнение началось с разворотов в горизонтальной плоскости, затем мы перешли в вертикальную. Сначала я опять отставал, но затем приноровился и стал делать начало маневра более стремительным. Это компенсировало задержки с восприятием и выполнением действий рычагами управления и инерцию самолета. Для понятности скажу, что если ведущий начинал вираж с креном 45°, то я сразу вводил в 60° и, лишь наверстав задержку, переводил самолет на крен 45°. На разворотах же, спиралях, вертикальных фигурах я стремился несколько «подрезать» путь своей машины, то есть опять делать эволюцию в более энергичном темпе. Это позволило мне почти весь полет «стоять» на своем месте. Видимо, был удовлетворен и «Барон», сказавший, что летать я могу, надо только потренироваться еще.