Когда зазвонили колокола, я, как и полагается верному мужу и
отцу семейства ждал в своих покоях, чем все кончится. Я – это царь
всея Великия Малыя и Белыя Руси Иван Федорович. Или Великий герцог
Мекленбурга Иоганн Альбрехт третий этого имени. Тут уж кому как
нравится. Ну, а в прошлой, теперь уже такой далекой жизни Иван
Никитин, глупо погибший от ножа грабителя, и очнувшийся в теле
юного принца.
Сколько приключений, опасностей и боев мне пришлось пройти,
чтобы из простого принца, каких в Германии как блох на собаке,
стать царем в огромной стране, вы себе и представить не сможете. Да
вам и не надо. Главное, что я здесь и сейчас. На дворе глубокая
осень 1620 года или как считают у нас первая половина 7129 от
сотворения мира.[2]
Смута давно окончилась, причем с совсем иными результатами,
нежели в моем прошлом-будущем. Смоленск мы у поляков отобрали.
Выход к Балтийскому морю шведам не отдали. Да и вообще, шведский
король Густав-Адольф мой лучший друг, не говоря уж о том, что я
женат на его сестре. Это она сейчас рожает в покоях построенного
мною для нее Теремного дворца. Причем, довольно давно. Подробности
мне не сообщают, но не трудно догадаться, что роды выдались
трудными. Но, к счастью, все уже закончилось. Вон даже из сеней
слышен топот сапог посланника, потом какой-то грохот…
- Надежа-государь! – открыл непутевой головой дверь
споткнувшийся о порог торопыга.
- Ну?!
- Не вели казнить!
- Не буду.
- Вели слово молвить!
- Да говори уже!
- Пресветлая государыня-царица Катерина Михайловна, милостью
божьей от бремени благополучно разрешилась!
- Слава тебе Господи! – истово крещусь я, после чего снова
смотрю на посланца.
Тот уже успел приподняться и не лежит, протирая брюхом дорогой
паркет, а стоит на коленях, улыбаясь во весь рот. Оно и понятно,
принесшему радостную весть полагается награда, а уж за такое…
- Кто родился? – вопросительно посмотрел я на него.
- Э… - растерялся слуга.
Этого ему, судя по всему, не сказали, а сам поинтересоваться он
не сообразил, и теперь улыбку на его курносом румяном лице медленно
сменила растерянная гримаса.
- Так кто, мальчик или девочка?
- Не вели казнить!
- Снова здорово, – махнул я рукой и потянулся к поясу.
Там у меня богато украшенная золотым шитьем калита – поясной
кошель, в свое время давший прозвище первому великому князю
Московскому. Вещь, на самом деле, довольно удобная и в некоторых
случаях незаменимая. Как вот теперь.