Царь подивился смелой красоте сооружений и комплекса церквей в целом и приказал Барме и Постнику Яковлеву (некоторые ученые считают, что это одно лицо – Иван Яковлевич Барма) построить вместо деревянных точно такие каменные храмы. Мастера соорудили одно общее для всего комплекса основание и возвели вокруг центрального храма на месте деревянных каменные церкви и еще одну – восьмую – тоже каменную церковь. Получился храм «оригинальнейший во всем свете по своей архитектуре». Действительно – уникальное творение разума, рук человеческих. Построить такое чудо на склоне холма, на «горке», могли исключительно смелые люди. Сотворить такие неожиданные формы могли только гении и только в момент исключительного вдохновения. Любой читатель может убедиться в этом, пройдя неспешно вокруг храма Василия Блаженного и осматривая его «пошажно» со всех сторон. Что ни шаг, что ни ракурс, то новый сюжет, новая мысль, новая идея. И никакого давления, полное ощущение свободы. Свободы, которая способна творить чудеса. В общих контурах храма ни одной симметричной фигуры. Тем не менее ощущается в любом ракурсе завершенность, внутренняя сила, устойчивость, надежность и одновременно крылатость, легкость, невесомость.
Многоликость храма на едином основании – не идея ли многонациональной державы, на пути к которой был сделан первый шаг: к Московии присоединено Казанское ханство.
Движение истории земного шара удивительно логично. В истории создания Москвой евразийской державы много логичного. Храм Василия Блаженного, построенный «на горке», на склоне Боровицкого холма, в самом начале сложного движения национального русского государства к Российской империи, являет собой, помимо всего иного, еще и запечатленную в камне идею империи. Даже сам склон символизирует некую энергетическую линию, соединяющую Европу, в те времена мощную, потенциально более сильную, чем другие части света, и Сибирскую Азию, которая в предыдущие века растеряла могучий потенциал…
Четвертый подвиг России
Русская иконопись
Прозрение
О XIX веке мы еще поговорим. Мудрые люди жили в тот век в Российской империи. Мудрейшие из них обратили внимание на почти всеми забытые шедевры русских мастеров-иконописцев XII–XVI веков. В 1849 году в Санкт-Петербурге вышла книга И.П. Сахарова «Исследования о русском иконописании». В 1856 году там же вышла работа Д.А. Ровинского «История русских школ иконописания». В 1866 году в Москве вышла работа Ф.И. Буслаева «Общие понятия о русской иконописи» («Сборник общества древнерусского искусства»). В этих трудах авторы не исследовали художественные стороны древнерусской иконописи, но уже Буслаев, например, определил место русского иконописания в мировой живописи: «Искусство русское, самими недостатками к развитию удержанное в пределах религиозного стиля, до позднейшего времени во всей чистоте, без всяких посторонних примесей, осталось искусством церковным. Со всею осязательностью внешней формы в нем отразилась твердая самостоятельность и своеобразность русской народности, во всем ее несокрушимом могуществе, воспитанном многими веками коснения и застоя. В ее непоколебимой верности однажды принятым принципам, в ее первобытной простоте и суровости нравов» («Сборник общества древнерусского искусства», М., 1866, стр. 24). Запомним, что эти мысли были написаны задолго до того, когда восторженным взглядам знатоков и специалистов откроется «Троица» Андрея Рублева, перевернувшая представление многих русских не только об искусстве иконописи, но и о себе самих, русских.