Дом, к которому они подъехали, производил сильное впечатление. Что-то подобное можно видеть в голливудских фильмах о жизни миллионеров – видимо, не все реалии режиссерами придуманы. Здание было белоснежным, дорожка, ведущая от ворот в узорчатой ограде к самому дому, была усыпана мелкими цветными камушками и обсажена высокими деревьями – эвкалиптами, если память Мангуста не подводила. С одной стороны от дорожки бассейн и какие-то хозяйственные постройки – каждая из них была и размером, и внешностью не хуже загородной дачи среднего российского бизнесмена. С другой стороны был сад или парк – как назвать это точно, Мангуст не знал. Высокие деревья, дающие хорошую тень, так и тянет присесть под каким-нибудь из них и просто побездельничать, наслаждаясь теплом и свежим воздухом.
– Интересно, у меня все городские дома такие? – пробормотал себе под нос Тимохин. – Помнится, у меня их семь.
Несмотря на то, что слова эти не были обращены ни к кому конкретно, Энрике услышал и ответил:
– Разумеется, нет, Игорь Михайлович. – Бизнесмен уже успел объяснить ему, что такое обращение ему нравится куда больше, чем «господин Тимохин». – Остальные беднее, некоторые намного. Этот самый лучший. Но наследника дона Пабло я должен был привезти именно сюда.
Ворота перед ними распахнул гладко выбритый парень. Одет он был так же, как и сопровождавшие их ребята – в белую рубаху навыпуск и легкие брюки. На поясе у него, кстати, тоже просматривался пистолет. Они прошли по дорожке, поднялись на крыльцо. Рядом с дверью висел вполне современный домофон. Энрике нажал на клавишу, что-то негромко сказал по-испански. Через считаные секунды дверь открыла горничная. Черная форма, белая наколка, белый передник – выражение лица строгое, серьезное.
Компания разделилась на две части. Вторая горничная, появившаяся откуда-то сбоку, увела за собой охранников, привезенных Тимохиным из России. А за первой последовали солидные господа – сам наследник, Мангуст, который официально считался его юристом из России, Родригес, Степан и Энрике.
Горничная привела их в большой зал с широкими окнами. По стенам было развешано оружие – взгляд Мангуста задержался на русской кавалерийской сабле образца 1907 года. Он интересовался историей российского оружия, поэтому определил это безошибочно. «Интересно, не того ли самого российского эмигранта, основателя фамилии, эта сабелька?» – подумал Андрей.