– А, ч-черт… Ничего-ничего, – пробормотал прохожий на бегу. Проходя мимо собаки, не глядя швырнул монету. Собака не отреагировала – лишь колыхнулся помпон на колпаке. Теодор поддернул брюки и грузно нагнулся, уперев руки в колени. Он разглядывал пса, пытаясь сообразить: кукла перед ним или настоящее, идеально выдрессированное животное. «Дайте монетку, дайте монетку», – бормотала собака: глаза прикрыты белесыми ресницами, голова качается, как у китайского болванчика. Теодор выпрямился, растирая поясницу, и огляделся в поисках хозяина.
На всей улице нашелся один-единственный человек, спокойно стоящий на месте, – швейцар, ни капли не похожий на владельца циркового пса. Теодор прошелся по тротуару, высматривая афиши, и вернулся ко входу в банк. Стараясь выглядеть праздно, поднялся по широкой лестнице и остановился у дверей.
– Ох, и духота сегодня, – сказал он, – весь взмок. Швейцар солидно кивнул:
– Говорят, это какие-то пятна на Солнце. Затмение скоро, вот и жарит.
– Хоть из кожи выскакивай, – заметил Теодор. – Нам еще хорошо, а как собакам, например?
– А, заинтересовались собачкой? – усмехнулся швейцар. – Давно сидит, гнал – не уходит… Хотел полицию вызвать, да все-таки Божья тварь, пусть себе…
– А хозяин где? – с напускной безразличностью спросил Теодор.
– Не видел. Сама пришла, с коробкой в зубах. Так и торчит здесь – не кормлена, не поена. Таких хозяев в кутузку! – сплюнул швейцар. – Хотя, может, там и сидит, за бродяжничество…
Теодор покачал головой. Он не сомневался, что имеет дело с ловким и скрытным чревовещателем. Представив, как фокусник хихикает в кулак, глядя на суету вокруг собаки, Теодор покраснел и улыбнулся. В душе мешались стыд, восторг и восхитительное чувство причастности – в конце концов, он хотя бы знал принципы, на которых строился трюк.
Изнывая от любопытства, Теодор вернулся к собаке в надежде разобрать, что написано на обрывках афиш на коробке. Осторожно протянул руку.
– Хорошая собачка, хорошая собачка, – приговаривал он. Аккуратно потрепал горячие уши – собака продолжала бубнить, будто не замечала его. Теодор потянулся к коробке. Собака замолкла, черные губы приподнялись, обнажив клыки – чистые и белые, как на рекламе зубной пасты. В зверином горле зарокотало, и Теодор отступил.
В полном расстройстве он вытащил из кармана часы и решительно уставился на циферблат. Бесплодная возня с собакой отняла слишком много времени. В порт уже не успеть: Агата не простит опоздания на обед.