- Не знаю, - медсестра отвела взгляд.
- А я знаю. Всякое дерьмо. Кто кому с кем изменил, кто где
насрал. Кто белье украл, кто напился, а потом лежал в луже и
блевал. Вот скажи, я не прав? А все потому, что все хорошее, им не
интересно. Потому что скучно. Такого повода для бурного обсуждения
не даст. Вот поэтому, самые большие деньги в этом мире
зарабатываются на удовлетворении низменных инстинктов и порочных
страстей. И иной раз, харизматичный наглый подонок в глазах
большинства выглядит привлекательнее и интереснее, чем порядочный и
ответственный человек. Поэтому, в большинстве случаев, на выборах в
капиталистических странах побеждают именно такие, которые умеют
громко орать, заглушая противников, врать, зная, что обещанное
никогда не исполнят, изображать показное дружелюбие, и
государственных мужей. А в большом бизнесе, за редким исключением,
те, кто готов пойти на всё, чтобы получить заказы и утопить
конкурентов.
Так было, так есть, так будет. Но здесь есть один нюанс. Можно
быть циником, можно грешить, но никогда не переступать ту грань,
которая отделяет человека от животного. Я для себя решил, что её не
перейду. Если бы я бросил Саню умирать, или не остался с ним в
твоем доме, я бы стал таким животным. А я не хочу внутри
чувствовать себя полным говном. Мне нужно ощущать, что, несмотря на
всё свое несовершенство, я всё-таки человек.
- Понятно, - Влада как-то странно глянула на меня и поднялась. –
Поздно уже, давай спать. Я тебе в маленькой комнате на диване
постелю, а сама здесь с твоим другом останусь, мало ли что.
Маленькая комната производила впечатление нежилой. Нет,
она была убрана, полы подметены,
оконное стекло сверкало чистотой, везде царил образцовый порядок,
но не было той индивидуальности, которую придает любому жилью
человек. Нигде ни одного лишнего предмета, небольших мелочей, вроде
журналов, газет, портфеля или других личных вещей. Такое
впечатление, словно попал в безликий номер советской гостиницы,
убранный старательным персоналом, после отъезда последнего жильца.
Чистый, с выглаженным бельем, но казенщиной и стандартностью,
проскальзывающей в каждом сантиметре пространства.
Только одна маленькая деталь оживляла комнату. На стене висела
фотография: молодой парень в
рубахе с расстегнутым воротом, широко искренне улыбался, с добрым
прищуром смотря в камеру. Правой рукой он обнимал за плечи
доверчиво прижавшуюся к груди молоденькую девушку в простом
ситцевом платье. Девушка тоже несмело улыбалась фотографу, закусив
губками зеленую травинку. Черты её милого личика удивительно
напоминали Владу.