— Она не задыхается, — ответил врач спокойным тоном.
— Все приборы должны быть настроены для кенгуру. Я слышала про
случай в другой больнице, когда после собаки забыли перенастроить
приборы, и лошадь задохнулась, потому что ей не хватило кислорода.
У нее легкие больше чем у собаки!
— Мы настроили все правильно. Не волнуйтесь.
— Мам…
Папа взял маму за плечи и почти насильно усадил на стул. Я не
видела ее такой напуганной со дня подселения.
Врач представился и принялся описывать мое состояние. Из
длинного монолога стало понятно, что я отравилась угарным газом,
ожоги кожи на голове и спине, поверхностные порезы на груди,
сильные ушибы задних лап.
— Доктор, она сможет прыгать? Вы же знаете, что кенгуру не может
без прыжков.
Для мамы не было ничего более страшного, чем снова увидеть
немощную дочь.
— Потребуется реабилитация, чтобы восстановить подвижность.
Думаю, для этого нет никаких препятствий.
— Слава богу...
— Когда я смогу вернуться на работу? — спросила я.
— Ариадна, ну какая сейчас работа, — воскликнула мама. — Тебя
там чуть не угробили.
— Если все будет в порядке, мы выпишем вас через неделю. А пока
будем наблюдать за динамикой и составим план реабилитации.
Я покивала.
Врач посоветовал мне отдыхать и пообещал зайти позже.
— Какая неделя с такими-то травмами. Минимум две, а то и три, —
рассуждала мама.
Папа улыбнулся и подмигнул мне.
В палату вошел Хмелецкий с пышным букетом в руках. Выглядел
полковник с цветами нелепо и, кажется, не понимал, что с этим
чертовым букетом делать. Папа вовремя сориентировался, взял у него
цветы и поставил в вазу. Будь я не в кислородной маске, ощутила бы
весь букет полевых ароматов. Некоторые из цветов очень вкусные и
полезные, хотя аппетита у меня совершенно не было.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — сказала я.
— Рад, что вы уже очнулись, Флотов. Как самочувствие?
— Хорошее.
— Какое же хорошее..., — возмутилась мама. — Она там чуть не
сгорела... И почему, скажите на милость, моя дочь оказалась одна с
тем убийцей? Как вы это допустили?
— Я разберусь, обещаю, — ответил Хмелецкий, кивнув ей.
— Уж соизвольте... Она стольким пожертвовала ради этой
работы!
Папа схватил маму под руку.
— Пойдем подышим воздухом, пусть они поговорят.
— Я хочу остаться и послушать. Я имею права, она моя дочь.
— Мам, пожалуйста, — попросила я.