- Так может всеобщее образование – не такое уж и благо. Вон у
французов никак от лишней учености уже десять лет революции с
переворотами происходят подряд, - приподнял правую бровь
воспитатель. – Либерализм, сейчас, конечно, моден при дворе, однако
же не стоит пускаться в преобразования, проблемы от которых вам
видны заранее.
- Либерализм? Тьфу-тьфу-тьфу! Семен Романович, что вы такое
говорите? Где я, а где либерализм! Я твердо стою на позициях
разумного консерватизма, мне бездумный либерализм чужд
совершенно!
Разговор этот в итоге затянулся на несколько часов и имел не
одно продолжение. Видимо типичному продукту своего времени,
классическому образцу российского чиновничества этих лет было
крайне интересно общаться с представителем двадцать первого века.
Пусть он при этом о происхождении моей души и не знал.
В итоге, я действительно написал на имя императора докладную
записку. И как показали дальнейшие события, Александр ее даже
прочитал.
- Ваше императорское величество, господа, - я кивнул всем
собравшимся и насколько мог бесстрастно принялся развешивать
подготовленные к выступлению плакаты и другие наглядные материалы.
Поскольку роста мне все еще сильно не хватало, пришлось для
удобства использовать маленькую лесенку.
Кроме императора и Семена Романовича в комнате присутствовала
целая группа «ответственных товарищей». Поскольку министерская
реформа все еще находилась в разработке, а пытаться что-то
протолкнуть через коллегии – эти монструозные пережитки былых
времен – было чревато только получением мигрени, в этот день были
приглашены только члены «негласного комитета». Группы из четырех
человек определявших политику империи при раннем Александре. Потом,
когда император уже уверенно сам станет на крыло, эту полулегальную
организацию упразднят, однако, когда именно это будет я естественно
не помнил. Как и не помнил состав комитета, однако тут мне помог
Воронцов. Даже не знаю, что бы без него делал.
Именно Семен Романович рассказал мне подробнее о четырех близких
друзьях Александра, по максимуму пользующихся плодами недавнего –
ну как недавнего, больше года уже прошло – переворота. Кое кого,
например Николая Николаевича Новосильцева Воронцов хвалил, как
талантливого администратора и вообще дельного человека, кого-то,
как Чарторыйского – ругал, поскольку видел в нем человека пустого
и, откровенно говоря, талантами обделенного, а, например, насчет
Петра Строганова только фыркал. Последний провел молодость во
Франции и сохранил к этой стране самые теплые чувства, находясь
естественным образом в противоположной Воронцову партии. Звучит как
бред, однако в начале девятнадцатого века сановники в России
делились не на «правых» и «левых», а на англофилов и франкофилов.
Ну еще на либералов и консерваторов, однако с моей точки зрения –
убежденного кстати консерватора – и те и другие были кондовыми
чурбанами.