— Я что, дурной на голову? Быстренько сбацали акционерное
общество, у концерна семьдесят процентов, но он доволен дальше
некуда. Кстати, и перед царем засветимся, а то после Сучанска на
нас немного негатива пролилось — глядишь, и до него докатилось, — а
тут нате вам наше с кисточкой: и хроника, и кино в осажденной
крепости снимаем. И завод наш засняли, рабочих за станками, да с
пояснениями, да жен их, которые, проводив мужей на работу идут в
госпитали. Это уже я подсказал.
— Дубина ты, Сережа, — неожиданно выдал Антон.
— Вот те здрасте. Ты это к чему?
— А к тому, что тут такое поле деятельности, а ты на фронт
подался, — вот тут от тебя куда больше пользы было бы.
— Думаешь, не понимаю? Да поздно уже.
— Палухина надо бы не забрасывать, подсказывать, как да чего. Ну
не мне тебя учить, ты в деле подсказок уже ас.
— Не переживай, не заброшу. Ну как, по маленькой?
— Наливай.
* * *
— Степан Осипович, я все же считаю, что отправлять мой отряд
рано, — проговорил Науменко, наконец отодвинув чашку с уже выпитым
чаем.
Макаров с каким-то сожалением посмотрел на Веру Ивановну,
которая, заметив, что разговор перетек в иную плоскость, начала
сноровисто прибирать со стола. Прислуги у них дома отродясь не
водилось, а потому и здесь чета Науменко осталась верной себе.
Вернее, это супруга, которая привыкла со всем управляться сама, не
желала заводить прислугу, ну а раз уж так решила хозяйка, то Петру
Афанасьевичу ничего не оставалось, кроме как согласиться с
этим.
Заметив этот взгляд, Науменко только мысленно ухмыльнулся. Нет,
ни о какой ревности и речи не могло быть. Что было, то быльем
поросло, вот только заметно — уж больно соскучился по уюту
семейного очага этот неугомонный человек, и его полный сожаления
взгляд был адресован не именно Вере Ивановне, а тому, что вот опять
началось.
— Умеете вы все испортить, Петр Афанасьевич. В кои-то веки я
позволил себе немного расслабиться, побыть в кругу семьи, пусть не
своей, но все же. Хоть бы дождались, когда мы по обыкновению
пройдем в кабинет.
— Прошу простить.
— Да чего уж, — безнадежно махнул рукой Макаров. — Ну раз уж
так, то давайте пройдем в кабинет, опять же Вере Ивановне мешать не
будем.
— Вы мне никоим образом не мешаете.
— Мешаем, мешаем, — добродушно улыбаясь и поднимаясь со стула,
возразил адмирал. — Если рассуждать как лицо, командующее флотом,
то я соглашусь с вашими словами, — когда они наконец оказались в
кабинете, начал Макаров. — Но все дело в том, что я сейчас должен
думать не только о флоте, а вот тут получается совсем иная картина.
Нарушение перевозок из метрополии в значительной степени ослабит
противника на сухопутном театре, а сейчас судьба Артура и всей
войны в большой степени зависит именно от успехов и неудач на суше.
С Того мы еще схлестнемся, никуда он не денется, но прежде мне
хотелось бы внести в их перевозки некий дисбаланс. Если действия
вашего отряда вынудят японцев перейти к перевозкам посредствам
конвоев, то это повлечет за собой большую выгоду. Того будет
вынужден привлечь к конвоям военные корабли и отвлечь на это боевые
вымпелы, причем не старье какое, а броненосные крейсеры, так как в
этом случае над перевозками довлеют владивостокские корабли.