Каждый пытался выразить глубокое сочувствие, но никто не понимал, что значит потерять брата-близнеца. Ему стоило огромных усилий приветствовать всех этих незнакомых ему людей и выслушивать бравады о том, насколько им жаль.
Колин оставил мать и отца заниматься этим делом, потому что ему, в конце концов, был необходим воздух.
Оказавшись на заднем крыльце дома, Колин опустился на поверхность ограды для цветов, так как ноги отказывались держать его. Высокий сильный крепкий парень чувствовал себя калекой из-за необходимости переживать боль утраты. Когда он видел Эдварда в последний раз? Полгода? Год назад? От осознания этого, боль становилась острее. Он должен плакать, но почему-то не плакал. Должен страдать, потому что потерял часть себя, но не страдал. Колин всё еще находился в шоке, мозг отказывался воспринимать то, как это могло случиться.
К нему шла молодая женщина на высоких каблуках. Она выглядела элегантно в черном платье-футляр. Светлые волосы туго завязаны в хвост. Она держалась стойко, не выдавая истинных чувств. Но Колин знал, что эта женщина любила Эдварда больше жизни и этот день вовсе не был для нее легким, как казался на первый взгляд.
– Кэл?
Он встал ей на встречу.
– Мама сказала, что ты здесь, – Келли всегда называла свекровь «мама», и они понимали о ком речь.
– Я…
– Колин, – она легонько коснулась его руки, – ты не должен обвинять себя в чем-либо. Я знаю, Эдвард любил тебя и всегда думал о тебе. – Она сглотнула. Ей самой было тяжело говорить, но Келли чувствовала, что Колин нуждался в поддержке.
– Кэл, я просто… – он зажал пальцами веки, чтобы слезы не рвались наружу.
– Эй, ты должен сделать это, – фраза звучала так нежно, и Колин, как по велению, уронил голову ей на плечо. – Поплачь. Выпусти свою боль наружу.
Постояв так немного с Келли, разделяя с ней общее горе, Колин взял себя в руки и через некоторое время уже стоял у гроба брата – точной своей копии.
– Ты никогда не был похож на меня, брат, – негромко говорил Колин, – если бы ты смог тогда понять меня… наверное, сейчас не лежал бы здесь. Я… – К гробу шла мать, и Колин решил не продолжать. Лишь добавил шепотом, – прощай.