—
Нет, — наконец ответил он. — Ничего страшного там нет. И никого. А
теперь стой и жди, пока не позову.
Превращение происходило плавно, но быстро. Вот
стоял Кощей, а вот его фигура дрогнула, поплыла и сложилась в
коршуна, коршун махнул крыльями, оторвался от земли и взлетел
вверх, растворившись в ночи. Василиса послушно уставилась на
избушку, ожидая сигнал и заставляя себя не думать о болоте. Текли секунды, складывались
в минуты, но ничего не происходило. Ждать было невыносимо. Потом
что-то грохнуло, раздался вскрик, Василиса не выдержала и ринулась
вперед.
Она
вбежала в дверь и напоролась на непроглядную тьму.Прищурилась, ища
печь — ибо какая же изба без печи, — нащупала слабый отсвет,
неяркую теплую дымку, сосредоточившуюся в углу,направила туда поток силы, заставляя жарко
вспыхнуть огонь в горниле, и огляделась. Изнутри избушка оказалась
куда больше и добротнее, нежели выглядела снаружи. Тут было тепло и
сухо. Печь красовалась свежей побелкой, рядом лежал валежник.
Посреди стояли стол и лавка, на которой сидел Кощей. Выглядел он
недовольно, тер правое запястье, сжимал и разжимал ладонь, и этот
старый, хорошо знакомый Василисе жест заставил ее нервничать куда
сильнее, чем все остальное. На полу, скованные магией, лежали двое. Ведьма и ребенок. Мальчику
было лет двенадцать. Красивый, черноволосый, кудрявый. Он смотрел
на Василису волчонком и явно был напуган. А вот ведьма
скрыла лицо за волосами, инепонятнобыло,
сколько ей лет и что она думает о гостях.
— Я
же сказал ждать! — зло прошипел Кощей.
— Я
услышала твой крик! — возмутилась Василиса.
— Эта
ведьмина шавка чуть не прокусила мне руку. Как бы теперь не
заразиться чем…
Василиса вздохнула и подошла ближе, взялаеголадонь,
осмотрела, зашептала, вкладывая в слова силу:
— На
море на Кияне, на острвое Буяне, стоят мосты калиновы, на мостах
стоят дубовые столы, на столах сидят девицы — белые царицы. Вы, девицы, белые царицы,
берите иглы золотые, вздевайте нитки шелковые, зашивайте раны
кровавые...
Мальчишка на полу оскалился:
—
Чувствуйте себя как дома, гости дорогие. Развяжите уж, мы вас
попотчуем, а то как-то неудобно: гости пришли да сидят, не солоно
хлебавши, а хозяева разлеглись и отдыхают…
Он
был в том возрасте, когда ломается голос: явно хотел уверенно
пробасить, но едва не сорвался в фальцет. А значит, боялся. И все
равно нашел в себе силы язвить.