Этажом выше громыхнула стальная дверь и следом послышались быстрые шаги. Кто-то спускался с лестницы. Спускался и насвистывал «Жизнь в розовом свете». Все замерли в ожидании субъекта, имевшего, по-видимому, прекрасное настроение, и только на губах Елизаветы Петровны зазмеилась ехидная усмешечка. Она знала, кто это. Очам людей, собравшихся в ожидании мастеровитого и поддатого дяди Коли, предстал одетый во все бежевое, еще довольно стройный дядечка средних лет с несколько одутловатым, покрытым паутиной морщин лицом, но полный зажигательного оптимизма и молодцеватой грации. В нем чувствовалась порода. Жидкие светлые волосы, открывавшие высокий, с плешью лоб, находящиеся в лирическом беспорядке, отнюдь не производили впечатления чего-то неопрятно-взлохмаченного и неухоженного. Узкий разрез глаз придавал его взгляду цепкую внимательность и некое смирение, присущее выражению глаз умудренного опытом человека. И только губы, с опущенными уголками, чувственные, хотя и не полные, налагали на его лицо печать какого-то брезгливого неприятия.
– Что здесь происходит? – с жеманным недоумением воззрился на Елизавету Петровну щеголь.
– Да вот, соседкой моей интересуются, – махнула она рукой на Женину дверь.
– Вот как? – удивился дядечка. – По какому вопросу?
– Пока не знаю, – вздохнула Екатерина Петровна.
– А вы, гражданин, не могли бы оказать нам помощь? – выказал чудеса обходительности Руденко.
– Да-да, – изящно наклонил голову немного вперед дядечка, – Лев Сигизмундович Браницкий, – с горделивым достоинством представился он.
– Нам нужен еще один понятой, – продолжал Руденко в то время, как Браницкий заинтересованно пялился на Яну.
– Понятой? – приподнял свои сероватые округлые брови Лев Сигизмундович. – Что случилось?
– У нас есть подозрение, что Евгения Галкина мертва, – ляпнул лейтенант.
– Мертва-а?! – воскликнул Браницкий.
– Ужас! – обмерла Елизавета Петровна.
Внизу послышались медленные тяжелые шаги, Все стали напряженно вслушиваться.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – горько усмехнулся Браницкий, прерывая мгновенную паузу и многозначительно качая головой. – Как же это случилось?
– Лев… – замялся Руденко, припоминая витиеватое отчество щеголя.
– Сигизмундович, – подсказал Браницкий, чуть сморщив породистый польско-еврейский нос.
– Мы еще толком ничего не знаем. А-а, вот, наверное, и дядя Коля, – Руденко улыбнулся поднимавшемуся нетвердой походкой мужчине. – Сейчас все окончательно выяснится. Вы будете понятым? – снова обратился он к Браницкому.