– Надо подумать, – вздохнула я.
– А чего тут думать? – воскликнула Даша. – Где здесь бумажка с адресом?.. Ага, вот она… Поехали! Сейчас вечер – эта девица скорее всего дома.
– Хорошенькое дело, – проворчала я, – мало того, что мне придется вторгаться в сознание совершенно незнакомого мне человека, мне еще и в его квартиру врываться предстоит… То есть – в ее квартиру.
– Зачем это – врываться? – деловито проговорила Даша, убирая со стола чашки и чайник. – Зайдем и спросим… Там придумаем – что спросить.
– Ладно, – произнесла я после недолгих раздумий, – можно съездить. Эх, на что только не пойдешь ради друзей…
– Это точно, – поддакнула Даша и добавила, как бы немного в сторону, – богатейший материал будет для моей будущей книги…
«Вот так здорово, – подумала я, пряча свои сигареты обратно в сумку, – а я думаю, почему Даша так оживилась, когда ей в голову пришла эта мысль… Она, оказывается, собирает материал для своей книги».
– Поехали, – сказала Даша, возвращаясь в гостиную.
* * *
– К дяде Моне, – привычно выговорила Нина, когда с пистолетным щелчком отворилась массивная металлическая дверь, – он дома?
Появившееся в дверном проеме узкое старушечье личико при виде стоящей на пороге Нины сморщилось до размеров сушеной груши.
– А где же ему еще быть? – проскрипела старуха с видимой неохотой впуская Нину в темную и тесную прихожую. – Он, почитай, уже лет двадцать не выходил за порог…
Одной рукой шелестя по отстающим от стен обоям, другую руку Нина вытянула вперед, нащупывая себе дорогу – скорее по привычке – потому что и в полной темноте ориентировалась в прихожей прекрасно – она уже столько раз была здесь.
– Не лапай обои-то… – квакнула вслед Нине старуха, – чего их лапать? И ногами не шаркай… Весь паркет мне истоптали сволочи, бесстыдники…
Нина вдруг подумала о том, что она никогда не разговаривала со старухой, кроме, конечно, тех моментов, когда дежурной фразой сообщала, что идет к дяде Моне. У старухи не было никаких оснований, чтобы ругаться на Нину, и Нина только сейчас поняла, что старухина ругань вовсе не является выражением эмоций, а служит, скорее, продолжением комплекса естественного каждодневного поведения старухи – все равно как вполголоса напевать, стоя над плитой и следя, чтобы кипящий суп не залил газовую горелку.
Когда последняя мысль, закружившись, словно освобожденная от гнета пружина, теряя очертания, улетела в небытие, Нина вздрогнула, поняв, что все еще находиться в темной прихожей, а ее правая рука уперлась в шершавую деревянную поверхность двери.