— Даю слово, пока мы говорим, они будут ждать отмашки. А потом
уж не обессудь.
— Сука! — зло прорычал Глебов не в рацию, а затем нажал
тангенту, и вполне миролюбиво спросил. — Аркадий Анатольевич, может
объяснишь, чего ты так на меня взъелся?
— Да, оттого что живёшь ты по понятиям, а не по нашим законам! —
тут же громко объявил Шагин старший.
— Аркадий Анатольевич, так ты ж сам их не соблюдаешь. Вон
иностранцам секреты родины незадорого продаёшь, вместо того чтобы
их охранять — возразил Глебов.
— Мне положено не соблюдать законы! — резко рявкнул Шагин. — Я
эту страну строил, и теперь в кулаке держу! А таких как ты, до
начала двухтысячных, я пачками в проруби топил, и без партков на
мороз выставлял.
— Так если ты эту страну строил, и сам уже превратился в скрепу,
то чего теперь решил её продать?
— Ну ты ж бизнесмен, и должен понимать. Когда бычок вырастает до
нужного размера, его закалывают на мясо, каким бы он миленьким и
ласковым не был.
Услышав слава Шагина, Глебов непроизвольно оскалился.
— Так с бычками можно и по-другому — начал он, явно закипая. —
Если ему вовремя подогнать молодых тёлочек, то доход увеличится
многократно, и все будут в шоколаде.
— Не надо мне шоколада. Мне хватит того, что я смогу сейчас
получить.
— А унести сможешь?
— Не беспокойся, раньше мог, и теперь легко унесу — уверенно
заверил Шагин старший.
— Всё ясно. Но только учти, как только страну выдоят до конца,
ты станешь не нужным, и у тебя самого всё отберёт собственный сынок
— предрёк Глебов, отлично зная судьбу Шагина старшего, закончившего
жизнь в штатовском доме для престарелых миллионеров, куда его сдал
сынок, сразу после начала тридцатидневной войны.
— Я танк, и меня хрен переедешь! Вон ты попытался, интриган
хренов. Кучу бабла потратил. И где ты теперь? — в ответ
позлорадствовал Шагин старший, и из активных наушников раздался его
скрипучий смех.
— А где это ты Аркадий Анатольевич, таких бодрых спецов
прикупил? — спросил Глебов, прерывая приступ нервного веселья.
— Веришь, я за них ни копейки не заплатил. Эта боевая турчанка
на меня сама вышла. Не одному мне ты сучёныш дорогу перешёл. Кстати
тут она хочет тебе пару слов сказать.
После предупреждения Шагина, в наушниках послышался треск, а
затем зазвучал мелодичный женский голос, говоривший на ломаном
русском, приправленным сильным восточным акцентом.