– А какой нынче год, не скажете?
– Говорят, год Дракона, – ответил я.
– Дракона… – задумчиво повторила она. – А по номеру, по номеру не припомните?
Я назвал порядковый номер года.
– От Рождества Христова? – уточнила старушка.
Я подтвердил, что да, от Рождества Христова.
Графиня возвела глаза к орлу, пошевелила губами, что-то высчитывая, а затем объявила:
– Пора в отпуск.
– Дайте мне урок мужества, а потом уходите в отпуск, – попросил я.
– Да-да, непременно! Это уж непременно! – оживилась графиня и скрылась за перламутровыми дверями.
Через минуту там послышались легкие и мягкие шаги, обе створки двери распахнулись, и передо мною предстал маленький человек в напудренном парике, в длинном камзоле и при шпаге. С первого взгляда я узнал в нем Суворова. Это несколько ошеломило меня, и я отступил на шаг.
– Добро пожаловать, милостивый государь! – быстро проговорил Суворов, глядя на меня снизу вверх абсолютно умными глазами.
От волнения я забыл, как его зовут. Помнил, что Генералиссимус, но отчество совершенно выпало. Генералиссимус Алексеевич? Генералиссимус Ильич?..
– Здравствуйте, Генералиссимус… – сказал я.
– О! – протестующе воскликнул Суворов, поднимая тонкие ладони. – Мы с вами не на плацу. Можете запросто – Александр Васильевич.
«Тезка, – почему-то подумал я. – Мы с Суворовым тезки».
Я последовал за ним через зал, вспоминая все, что читал когда-то или слышал о Суворове. «Переход через Альпы» – так! «Тяжело в ученье – легко в бою» – есть! «Плох тот солдат, который…» Дальнейшее сомнительно.
Мимо нас проскользнула графиня, нагруженная хозяйственной сумкой.
– Александр Васильевич, миленький, я в отпуск ухожу, в отпуск, может, и не свидимся больше. Вы бессмертный, вам-то что, а мне уж помирать пора, – протараторила она на ходу, на что Суворов довольно резко ответил:
– Чушь, любезная, чушь! – и добавил что-то по-французски.
Графиня разразилась французской тирадой, покраснела, сделала книксен и упорхнула.
Мы прошли еще один зал, где висели пыльные знамена. При виде их Суворов поморщился.
Распахнулась дверь, обнаруживая кабинет с бархатными креслами и резным бюро темного дерева. На бюро стоял зеленый телефонный аппарат. Суворов отстегнул шпагу, стянул парик и сложил то и другое на бюро.
– Я полагал, что опять пионеры, – объяснил он. – Пионеров мне положено встречать при шпаге. У нас хозрасчетная организация, – продолжил он, понизив голос, – так что приходится идти на мелкие ухищрения. Присаживайтесь…