Любовь, война и смерть в воспоминаниях современника - страница 4

и сам его профиль орленый

под радиатором ржа это кисло железо гниет

битый бетон Мустафа дохлый паук арматуры

хлеб

потому он и хлеб

что его Мустафа не взахлеб

угол бульвара Политкаторжан и проезда Культуры

солнышко в дождик а частик в томате а ситчик в горошины

в царских султанах двуглавые лошади

Барух Ата Адонай Элоhэйну и охрани Троеручица

угол Пелевина имени Ленина если получится

раз-два-три

под императором зверь

он только что не поет

его багряный чепрак из стихов в государственном гимне

а в свите его человек

он

вообще

огнями блюет

что ты смеешься мудак

они все погибли

Иерусалим,

май 1996 – декабрь 2003

Умру поеду поживать

где

тетка все еще жива

где

после дождичка в четверг

пускают фейерверк

где

вверх стоит вода Нева

оправив руки в кружева

а за

спиною рукава

на бантик или два

где

город с мясом

как пирог

пусть

на

застеленном столе

и

чем сочельник не предлог

чтобы домой навеселе

себе

родному существу

подарок к Рождеству

обертку

от медали

которую не дали

фольгу от шоколада

привет из Ленинграда

и то

поеду помирать

где мамы с папою кровать

где

в алом венчике из роз

как Сталин Дед Мороз

и звон стоит от голова

круженья

света белова

и

вся хула и похвала

халва и пахлава

где

из

бенгальского огня

(Господь

не

смей перебивать)

с улыбкой

словно у меня

(умру

поеду

заживать)

где

улыбаясь словно я

как будто улыбаюсь я

ребенок

смотрит люто

с букетом из салюта

на плитке шоколада

привет из Ленинграда

умру

поеду

поиграть

в

на белых водах

в Ленинград

где я

на эти торжества

сам вроде божества

и я

не отверну лица

в лицо поцеловать отца

вот батюшке награда

а

много и не надо

а

много и не буду

туда смотреть отсюда

сюда

на лилипута

с букетом из салюта

на плитке шоколада

привет

из Ленинграда!

Иерусалим, январь 1998 –

Куршавель, декабрь 2003

Говорили

мне

не ходил бы по кайме

где сдувает ветер в небо

а когда лицом к стене

нас сдувает

пепел в небо

и пальба лицом к стене

ничего

себе

стою

поперек язык жую

напужали

синей жопой

метафизику

мою

если

там

передо мной

как за каменной стеной

мой

Ерусалим Небесный

как

живой перед войной

там

по

воз

ду

сям

дед-отец дед-сын

сам выкидывай коленца

чтоб сошелся псалм

там

с рувимами сидит

новой

кожею

скрипит

папа

мой урод военный

русской группы инвалид

там

орлы курлы

там

волы рычат

там

от звонов бивуачных

мерзнут

душки арапчат

там наискосок со мной

как на карте козырной

наш Ерусалим наземный

весь почти что неземной

вам

Ерусалим наземный

нам

почти что неземной