— Ты не будешь связывать мне руки? — теперь пришла моя очередь
удивляться.
— Зачем? Ты же признал добровольность. Пошли, не будем терять
времени, — даир повернулся ко мне спиной и зашагал по пыльной
улице. Два стражника догнали его, пристроившись с боков.
Я поплелся следом, не понимая, в чем состояла функция закованных
в железо, если те даже не смотрят за мной. Пройдя около трехсот
метров, мы пришли к большому двухэтажному зданию, к боковой стене
которого был пристроен плетенный загончик, где сидели двое
мужчин.
Даир дал знак и один из стражников открыл калитку.
— Заходи, посидишь в «набах», пока не состоится «хел». Пока сирд
светит ярко, ты можешь выходить, чтобы справить нужду или попросить
пищи у людей. Но как только сирд начинает тускнеть, ты должен
вернуться в набах и находиться здесь, пока хел не определит тебе
наказание.
Я вошел внутрь плетенного загончика, где мужчины уступили мне
немного соломы. Они что-то говорили, когда я проваливался в сон,
отчаянно мечтая скорее очнуться в больничной палате, пусть даже и с
катетером в члене и судном под задницей. Все лучше, чем видеть
такие идиотские сны.
Утром, открыв глаза, не мог понять, где нахожусь: болела шея от
непривычной позы, в которой провел ночь скрючившись на охапке
соломы. Увидев лица вчерашних сокамерников, с любопытством
смотревших на мое пробуждение, почувствовал отчаяние: слишком
реалистично все, чтобы оказаться таким многосерийным сном. Как ни
странно, я не чувствовал паники от понимания, что я, скорее всего,
очутился в другом мире. Мою жизнь в Одинцово после развода с женой
трудно назвать образцовой и интересной.
— Это сон? — От звука моего голоса мужчины вздрогнули, немного
придвинувшись ко мне. Я внимательно их рассматривал: им можно дать
и двадцать пять и все сорок. Грязные каштановые волосы, не знавшие
расчесок и стрижки. Глаза цвета вечернего неба с любопытством
сканирующие меня. Кожа лица у обоих обветрена, один — рябой,
второй, помоложе и прыщавый. Одеты в грязные рубахи из грубой
ткани, со шнурками вместо пуговиц. На ногах обуви нет, штаны
доходят до середины голени.
Первым заговорил рябой:
— Ты видел сон? — В его голосе звучало неподдельное изумление.
Сна я не видел, но почему-то кивнул:
— Видел.
— Как? — Рябой вскрикнул, а прыщавый опасливо отодвинулся от
меня.